Василий (Кривошеин) - Архиепископ Василий (Кривошеин) Преподобный Симеон Новый Богослов

Это видение продолжалось недолго и свет исчез, оставив в душе послушника глубокую печаль потери: «Но этот явившийся мне безмерный свет, продолжал он, потому что у меня нет другого имени, свойственного и подходящего, чтобы его назвать, как–то тихо ослабел и как бы сжался, и я пришел в сознание и, поняв, что его сила внезапно соделала во мне, и помыслив о его удалении и что, рассудив, он снова оставил меня одного в жизни, я был охвачен печалью и такой тяжелой болью, что недоумеваю, как достойно выразить величину многообразной и сильнейшей болезни, возжегшейся в моем сердце наподобие огня. Итак, представь, говорил он, если можешь ты, отче, и боль разлуки, и безмерность любви, и множество любовного желания (έρωτος) и высоту величайшего благодеяния. Потому что я ни говорить устами не могу, ни умом понять беспредельность видения» [652]. Наконец, на просьбу пр. Симеона с большей точностью описать действия этого видения, юноша отвечает: «Он радует, отче, являемый и ранит скрываемый. И близ меня бывает, и на небеса возводит меня. Он жемчуг. И свет одевает меня, и как звезда мне является, и он для всех невместим. Он излучает свет, как солнце, и я постигаю, что все создание содержится в нем, он показывает мне все в создании содержащееся и сохранять повелевает мне собственную меру. Я содержим крышей и стенами, и небеса раскрывает он мне. Я поднимаю мои глаза чувственно, чтобы увидеть там находящееся, и вижу все, как оно было раньше» [653]. Как мы можем видеть, экстатический характер и невыразимость видения света более подчеркнуты в этом видении, чем в первом, также как и невыносимая боль, следующая за его исчезновением, в то время как в первом видении за ним следуют скорее забвение и безразличие. Более важен, однако, его космический характер — все творение заключено в нем [654]. В то же время, хотя и освещая место с такой силой, что все исчезает, этот непостижимый свет удаляется и ослабевает, «сжимается», и послушник беседует с ним почти как с какой–нибудь личностью. Но в основе он остается непостижимым, и пр. Симеон не говорит, кто он. Несказанная радость является преобладающей чертой этого видения, также как и умозрительный характер света. Кратко говоря, это чудо.

У нас есть еще одно описание видения света, тоже относящееся к началу монашеской жизни пр. Симеона. Оно замечательно тем, что показывает, как видение непостижимого становится ясным, хотя и несказанным познанием, и заканчивается диалогом с Тем, Кто является в виде света. Можно также отметить здесь решающую роль духовного отца. «Так бывает без всякого изменения и относительно невидимого Бога. Когда кто–нибудь увидит Его открывшимся, он видит свет. И он дивится, увидев, но Кто явившийся — не знает сразу, и не смеет Его спросить. Каким образом, (он спросит Его) на Которого не может даже взглянуть, поднять глаза, и увидеть, как Он велик? Он только смотрит в трепете и большом страхе как бы по направлению к Его ногам, зная, что Некто во всяком случае явился пред его лицом. И если существует (человек), ранее объяснявший ему такие вещи, как прежде познавший Бога, он отходит к нему и говорит: «Я видел». И тот говорит: «Что ты, чадо, видел?» «Свет, о отче, сладкий, сладкий, но каковой, сказать тебе, отче, мой ум для этого недостаточен». И когда он это говорит, скачет и бьется его сердце и разжигается сразу к желанию виденного. Затем он снова начинает говорить с горячими и многими слезами: «Явился мне, отче, этот свет. Было взято здание моей келий сразу, и минул мир, убежав, как полагаю, от Лица Его, остался же я один, сопребывая со единым светом. Не знаю, было ли это тело тогда там. Был ли я вне его, я не знаю, во всяком случае, я не знал, что я ношу тело и обложен им. Была же у меня радость невыразимая, и сейчас сопребывающая со мной, любовь и большое желание (πόθος), так что потоки слез полились у меня, как ты и сейчас, конечно, видишь». В ответ (старец) говорит ему: «Это Тот, чадо!» С этими словами он снова видит Его и мало–помалу совершенно очищается, очищаясь же — приобретает дерзновение и спрашивает Того Самого и говорит: «Боже мой, это Ты?» И Тот отвечает и говорит: «Да, это Я, Бог, для тебя ставший человеком. И вот Я сделал тебя, как видишь, и сделаю богом»» [655].

Но лишь постепенно неуверенность видения уступает место ясности. Это хорошо видно из рассказов пр. Симеона в его Благодарениях. «И Тебя я, таким образом, моего Бога видел, — говорит он, — не зная и не веруя до этого, что Бог, поскольку возможно быть видимым, бывает видим кому–нибудь, мне не приходила мысль, что Бог, или слава Божия, есть то, что иногда так, иногда иначе показывалось мне, но необычайность чуда поражала меня и наполняла всю мою душу и сердце, так что самое мое тело представлялось мне, причащалось этой неизреченной благодати. Но я еще не знал тогда ясно, кто Ты был, видимый (мною). Во всяком случае, я более часто видел свет, иногда внутри, когда моя душа наслаждалась тишиной и миром, иногда же он появлялся где–то далеко вне, или даже совершенно скрывался, и, скрываясь, причинял мне нестерпимую скорбь, так как я думал, что он более совсем не явится. Но когда я опять рыдал и плакал, и всякое проявлял устранение и послушание и смирение, он появлялся, как солнце, рассекая толщину облака и помалу обнаруживая себя милым и шаровидным» [656]. В другом месте пр. Симеон говорит скорее об ослепляющем, невыносимом для слабых глаз свете: «И тогда в первый раз Ты осиял со всех сторон мои немощные глаза пречистым блеском Твоего лица, и тот свет, который я полагал иметь, я его потерял, не будучи в состоянии Тебя познать. И как я мог бы видеть или познать Тебя Самого, Кто Ты такой, когда даже не имел силы увидеть сияние Твоего лица, ни узнать, ни понять?» [657]Иногда это «световидные воды», в которых он омывается. «Я увидел молнии, меня облистающие, и лучи Твоего лица, смешавшиеся с водами, и изумился, видя себя омываемым световидною водою. Но где и откуда был или кто податель этого, я не знал, а только радовался, омываясь, возрастая в вере, окрыляемый надеждою и восходя до неба» [658]. Или это видение неизвестного и безвидного солнца: «Затем, когда я был внизу, через недолгое время, Ты удостоил меня показать Твое лицо как безвидное солнце (ήλιον άμορφον) вверху на небесах, когда они раскрылись. Но кто Ты был такой, даже так Ты мне не дал знать, каким образом (это могло быть), ведь Ты со мною не говорил? но скрылся сразу, и я блуждал, ища Тебя» [659]. Наконец, Тот, кого искал пр. Симеон, дает познать Себя, преобразуя его сердце в свет. «Когда я однажды, — рассказывает он, — отошел к пречистому образу Рождшей Тебя, чтобы приложиться к нему, и припал к нему, Ты Сам, прежде чем я встал, стал видим мною внутри моего жалкого сердца, соделав его светом. И тогда я узнал, что я имею Тебя в себе познавательно» [660].