Александр Мень - От рабства к свободе

Когда Он ветру давал мощь

и полагал меру движенью вод, и для дождя назначал устав,

и стезю для громоносных туч, — вот тогда Он узрел, исчислил ее, испытал ее и устроил ее, — и сказал человеку так:

«Вот бояться Господа — это мудрость, и удаляться от зла — разум».

(Иов 28. 23, 25–28)

Тут маленькое примечание для слов «бояться Господа». В книге Притчей мы читаем «Начало премудрости — страх Господень» 9 9 Ср. Притч 1. 7. . Но некоторые спрашивают: на чем же строится это космическое религиозное сознание — на страхе, на ужасе? На самом деле в Библии есть два слова, обозначающие слово «бояться». Одно — это страх чего-то неприятного, опасного (грома, молнии, болезни), а другое — боязнь-трепет. Это то, о чем писал знаменитый немецкий историк религии Рудольф Отто в своей классической книге «Священное».

Рудольф Отто (умер в 1937 году) показал, что человеку свойственна особая нерациональная эмоция, эмоция священного восторга, смешанного с ужасом перед тем, что превосходит его собственный уровень: перед Вселенной, перед Богом, перед вечностью. Начало мудрости — это трепет перед вечностью. Кто подходит без благоговения к вечности — никогда не почувствует ее величия. Он как бы закроет себя железной броней и будет сидеть внутри собственного изолированного кокона. Надо быть открытым к вечности, чтобы ее почувствовать. А без нее жизнь — это просто полет осенних листьев и более ничего.

Если говорить о гамме мыслей и чувств в Учительных книгах, то надо сказать, что она огромна: от ликования до отчаяния. Ликование — это Песнь Песней, отчаяние — Иов и Экклезиаст. Об Иове и Экклезиасте мы поговорим в следующий раз, а сейчас я остановлюсь на Песни Песней.

Книга эта называется Шир ха-ширйм, что, если переводить буквально, означает «Лучшая из песен», «Самая прекрасная из песен». Шир ха-ширим Шло-мо, то есть — «Лучшая из песен Соломона». И по традиции считалось, что эту любовную песню написал сам Соломон. Но, очевидно, это не так. Потому что царь всегда фигурирует в ней в третьем лице, в контексте часто неприязненном или отчужденном.

Историки литературы, поэты очень много спорили, является ли она просто сборником отдельных маленьких поэм, как говорил Гербер, «блестящие жемчужины на одной нити», или это цельная драма? Французский филолог, историк Эрнест Ренан считал, что по всем признакам Песнь Песней — это драма.

Наверное, некоторые из вас читали повесть Куприна «Суламифь», написанную на эту тему. Это совершенный вымысел писателя. Там говорится о любви царя Соломона к девушке Суламифь, которая была погублена.

Едва ли тут речь идет об этом. Прежде всего, о любви царя и девушки никакой речи там нет. Девушка ищет своего жениха, а ее жених— пастух — ищет ее в полях. И каким-то странным образом она попадает в гарем царя. Я думаю, что наиболее правдоподобны мнения тех, кто считает, что это слова девушки, насильственно уведенной в гарем.

Можно легко себе представить, что царь набирал себе для престижа огромный гарем — если он где-то видел хороших, красивых девушек, то приказывал их туда отвозить. И я думаю, что с точки зрения средней девушки это считалось большой удачей и большой честью, потому что она становилась, конечно, не царицей, но все-таки обитательницей дворца. Решались и материальные проблемы. И здесь, как мне кажется, речь идет именно о девушке, которая восстала против роскоши, против этого дворца, потому что любила другого человека.

В книге упоминается очень древний город Фирца, который был столицей Северного Израиля еще в X веке до нашей эры. Упоминание такого архаичного места показывает, что, по-видимому, основы текста очень древние. Но нам ведь важно не это, а важен смысл.

Я зачитаю вам несколько строк, и вы поймете, что далеко не восторг от пребывания в гареме запечатлен в этой книге… Девушка не хочет, она убегает, убегает ночью, но воины хватают ее по дороге, а ей всюду слышится голос любимого:

Г олос милого!

Вот он подходит,

Перебираясь по горам, перебегая по холмам, —

Мой милый подобен газели или юному оленю.

Вот стоит он

за нашей стеной,

Засматривает в окошки, заглядывает за решетки.

Молвит милый мой мне, говорит мне: «Встань, моя милая

моя прекрасная, выйди!

Ибо вот зима миновала,

Ливни кончились, удалились, Расцветает земля цветами,

Время пения птиц наступило,

Г олос горлицы в краю нашем слышен, Наливает смоковница смоквы, Виноградная лоза благоухает —

Встань, моя милая,

моя прекрасная, выйди!..

Дай увидеть лицо твое,

дай услышать твой голос… 10 10 Песнь Песней о. Александр цитирует в переводе И. Дьяконова.

(2. 8-14)

Она спит.

Я сплю, но сердце не спит…

Голос милого — он стучится:

«Отвори мне, моя милая, моя сестра, моя нетронутая, моя голубка,

Г олова моя полна росою,

и мои кудри — каплями ночи!»

Сняла я хитон —

не надевать же его снова!

Омыла я ноги —

не пачкать же их снова!

Мой милый руку

просунул в щелку —

От него моя утроба взыграла.

Встала милому отворить я, а с рук моих капала мирра, с пальцев — текучая мирра…

(5. 2–5)

Это любовь. Страсть — в хорошем смысле слова. Не платоническая отнюдь, не какая-то сентиментально-романтическая, а живая подлинная любовь двух существ, которые сохраняют удивительную чистоту при настоящей чувственной привязанности друг к другу!

Положи меня печатью на сердце,

Печатью на руку!

Ибо любовь, как смерть, сильна,

Ревность, как ад, тяжка;

Жаром жжет —

Божье пламя она —

И не могут многие воды любовь погасить, Не затопить ее рекам, —

Кто ценою своего достояния станет любовь покупать, тому заплатят презреньем.

(8. 6–7)

Значит, настоящую любовь нельзя купить. И звучат эти бессмертные слова: «Любовь, как смерть, сильна!»

Когда вам будут говорить, что Священное Писание бесплотно, что оно отрицает мир, любовь, красоту жизни, — то вспомните об этой книге. Литературно она построена как перекличка хоров и солистов. В ней есть голос жениха, голос невесты, голос хора. Это девушки из гарема Соломона, девушки из окружения этой невесты. Она вовсе не Суламифь, а шуламйт — просто жительница местности, она шуламитянка. И она отнюдь не дитя гарема.

Я черна, но собой прекрасна, девушки Иерусалима!

Как шатры Кедара,

как завесы Соломона, —

Не смотрите, что я смугловата, что меня подглядело солнце, —

Мои братья на меня прогневались, — виноградники стеречь мне велели, — Свой же виноградник не устерегла я.

И в это время раздается голос жениха:

Как прекрасна ты, милая,

Как ты прекрасна,

Твои очи — голубицы!

Невеста отвечает:

Как прекрасен ты, милый, и приятен,

И наше зелено ложе.

Жених: