Алексей Сидоров - Творения древних отцов–подвижников

Сравнение духовного наставника с врачом встречается уже у Оригена. «Смотри, — пишет он, — как Божественное Писание поучает нас, что не должно таить греха внутри. Как имеющие несваренную пищу или обремененный мокротами желудок, когда сблюют, получают облегчение, так и согрешившие, когда скрывают и удерживают в себе грех, чувствуют внутреннюю тягость и почти задыхаются от флегмы или мокроты греховной, но когда он сам себя обвиняет и исповедуется, то вместе извергает грех. и уничтожает причину немощи. Только будь осмотрительнее, кому ты должен исповедовать свой грех. Испытай прежде врача, которому бы открыть причину недуга и который бы умел быть со слабыми слабым, плакать с плачущими, который умел бы сострадать и сочувствовать, и если он, ранее показав себя опытным врачом и сострадательным, скажет что‑нибудь и посоветует, то так делай и исполняй; если он найдет, что недуг твой таков, который должен быть объявлен и исцелен в собрании всей церкви, и что это может послужить к назиданию других и к более успешному твоему врачеванию, то надо исполнять это по должном размышлении и поступать сообразно совету врача». В данном случае «Ориген описывает нравственный облик врача и отношение его к болящему чертами, очень близкими к тем, в каких рисуется в последующее время духовный отец и его отношения к духовным детям» (Сжмрное С. Духовный отец в древней восточной Церкви. С. 260–261).

Ср. у Антиоха Монаха: «Смиренномудрие возносит и делает крылатым человека (ύψίπετεΓ χα< αεροπόρον άποτελεΓ τον άνθρωπον). Ибо если кто смиряет себя, то Бог во много раз больше возвышает его» (PG. T. 89. Col. 1637).

Говоря, что любовь (άγάπη) и «страх ко Господу» (φόβος ό προς τον Κύρίον) есть «первая полнота закона» (το πρωτον τοΰ νόμου πλήρωμα), св. Григорий, вероятно, вкладывает в понятие «закон» примерно тот же смысл, что и преп. Макарий в «Великом послании» (V, 4) в выражение «закон Премудрости» (см. соответствующее примечание). Ср. также «закон Христов» в «Великом послании» XI, 5 и 7 (Гал. 6, 2). У св. апостола Павла этот «закон» состоит прежде всего в том, что, «принимая на себя тяготы другого, тем самым всякий из верующих все непоколебимее утверждается в духовности и своею помощью поскользнувшемуся брату отнимает у себя часть возможностей для плотского вторжения. В результате получается, что подобным взаимным бременоношением мы облегчаем немощным путь к религиозно–моральному возвышению и, поднимая их до своего «духовного» уровня, побеждаем в самих себе личного врага в наклонности к плотяному обуреванию. Через это нами точно осуществится «закон Христов», который фактически раскрыт Христом, и нам заповедан от Него, для неуклонного применения. Очевидно, это будет закон искупляюще–спасающего подвига Христова, а он состоял в исцелении недужных и возведении падших. Повторяя то же в своей христианской практике, мы — понятно — со всем доступным совершенством будем исполнять и исполним. этим норму Христова служения» (Глубокоескмм П. П. Благовестие христианской свободы в Послании св. апостола Павла к Га–латам. СПб., 1902. С. 129–130). Преп. Иоанн Кассиан Римлянин связывает «исполнение закона Христова» (Гал. 6, 2) с «совершенством сердца» cordis) и «добродетелью любви» (oirfMfgm canfaiis) (см.: Jean Cassien. Conferences. T. II. P. 112).

Подчеркивание напряженного «труда» человека в деле достижения добродетели и стяжания спасения с одной стороны и «синэргии Христа» с другой делает трактат св. Григория, по замечанию В. Йегера, классическим выражением богословия восточно–православной Церкви, поскольку два основных элемента христианской религии — Божественная благодать и человеческое усилие — здесь находятся в удивительном созвучии, достигая «совершенного баланса». См.: Jaeger W. Two Rediscovered Works. P. 87–88.

Ср. толкование Притч. 2, 5 у Евагрия Понтийского, который понимает ее следующим образом: «Тогда ты уразумеешь [также] и каким образом начало мре–мудросжм страх Господень (Притч. 1, 7), и как [этот страх] становится заступником ведения Бога (τ% τοΰ Θεοΰ γνώσεως γίνεται πρόξενος). Но мудрость и ведение должны существовать раньше для того, чтобы было возможным познание страха Господня. Применим же эти [слова] к тем, которые презирают мудрость и разумение, желая найти убежище в [одном только] страхе Божием, как деле более легком» (Foagre /e Ponfi^Mg. Scholies aux Proverbes. P. 112). Таким образом, Евагрий, полемизируя против тех христиан, которые в одно только страхе Божием видят суть христианского упования, подчеркивает, что этот страх находится в неразрывном сопряжении с мудростью и разумением (τ^ν σοφίαν χα< τ^ν σύνεσίν). Для Евагрия страх Божий является началом духовного преуспеяния, но в то же время предполагает, так сказать, «минимум потенциальной мудрости и разумения». Обретение страха Божия как бы актуализирует эту потенциальную мудрость и приводит в действие процесс преуспеяния, сутью которого является восхождение на все более высокие ступени «мудрости по Богу». Св. Григорий в понимании данного места «Притч» развивает свои мысли в несколько ином направлении, подчеркивая сопряжение страха Божия с другими добродетелями (в первую очередь, с любовью к Богу и ближним).

Букв.; не опорожнившим (или не смирившим) [себя] для любви к Нему» (μηδε πρός τ^ν εκείνου χεχενωμενον αγάπην). Эта фраза являет достаточно оригинальный аспект идеи кеносиса у св. Григория: как Бог Слово при воплощении «истощил» («опорожнил», «смирил») Себя ради нашего спасения и по Своему человеколюбию, так и человеку следует «опорожнять» себя смирением, очищая с помощью этого смирения все греховные наросты в своей душе. В таком своем аспекте идея кеносиса неотделима от идеи «синэр–гии» и темы подражания Христу.

Русский перевод этого места Нового Завета не совсем точен, ибо слово δόχίμος означает не столько «достойный», сколько «испробованный, испытанный» (в церковнославянском переводе «искусен»). Впрочем, связь этих несколько отличающихся друг от друга оттенков смысла слова, несомненно, прослеживается. Ср. толкование блж. Феофилакта: «Не сказал: мы искусны, но «его же Бог восхваляет», то есть того, которого действительность труда и подвига благодатью Божией явила достойным» (Блаженного Феофилакта, архиепископа Болгарского, Толкование на Послания св. апостола Павла. М., 1993. С. 260).

Так, думается, лучше переводить выражение παρά τοΰ Κυρίου τ^ν σύστασίν, которое здесь, скорее всего, обозначает «авторитетное свидетельство» Господа и как бы «приговор» Его относительно судьбы каждого человека. Но одновременно слово σύστασίς имеет и значения «поддержки, помощи, укрепления, питания», а также вообще «бытия (в том числе вечного), существования», а это предполагает, что вся жизнь человеческая зависит от Господа, Им утверждается и Им насыщается.