Алексей Сидоров - Творения древних отцов–подвижников

В одном из экзегетических сборников на Книгу Екклесиаста приводятся два вида толкования этого места. Одно, буквальное, гласит: «работающий» (δούλος; Букв.; раб), сколько бы ни поел, вкушает сладкий сон, ибо его ничто не приводит в смятение; «любящему же богатство» (φίλόπλουτον) не позволяет погрузиться в сон либо страх о своих деньгах, либо попечение об имуществе, то есть забота о том, как бы сохранить или приумножить его. Второе толкование, «анаго–гическое» (духовное), заключается в следующем: под «работающим» следует понимать «работающего для Бога» (τον τώ Θεώ δουλεύοντα), живущего по заповедям и надлежащим образом исполняющего [нравственный] закон. Сон его — блаженный, ибо является уходом от жизни [сей] и оставлением плоти (τοΰ β<���ου τήν απαλλαγήν κα< τής σαρχός τήν από^εσιν), «мало ли, много ли он съест». Ибо если он постится, то постится для Господа и благодарит Бога, а если ест, то ест для Господа и благодарит Бога (ср. Рим. 14, 6). Он имеет одно желание — разрешиться м быть со Хрмстож (Флп. 1, 23). Насытившийся же земными богатствами не может позволить себе заснуть, поскольку для него сон, как и смерть, не есть отдохновение, но — «воспоминание о зле» (χαχών ανάμνησις). См.: Catena Havniensis in Ecclesiasten in qua saepe exegesis servatur Dionysii Alexandrini. Edita ab A. La‑bare // Corpus Christianorum. Series Graeca. Vol. 24. Turnhout; Leuven, 1992. Р. 87–88.

Выражение παιδεύεται χατα τον χόσμον не совсем ясно, если учитывать тот факт, что св. Серапион обращался преимущественно к христианской аудитории. Но здесь следует учитывать и вообще специфику образования этого времени (IV в.), в силу своей консервативности остававшегося языческим по преимуществу, и характерную особенность Египта (точнее, наиболее эллинизированных областей этой страны, особенно Александрии). Ибо в этой столице тогдашней учености и «христианская Александрийская школа учит детей не одной только христианской вере, но и наукам энциклопедическим, из которых мы знаем о грамматике, арифметике, геометрии, риторике, поэзии, музыке, истории и философии и др., которые во главе с философией, по Клименту, ведут к мудрости» (Доброклонскмм А Александрийская образованность как сфера, благоприятствовавшая происхождению христианской александрийской школы // Чтения в обществе любителей духовного просвещения. Ч. I, 1881. С. 222). Впрочем, «светское» и «церковное» далеко не всегда мирно сосуществовали; чаще между ними происходила упорная борьба: «среди христиан, принадлежащих к образованному классу империи, не было почти ни одного, на котором не отразилось бы влияние двух образований: школьного и церковного. Везде мы встретили бы их вместе, бессильными уничтожить друг друга и, смотря по обстоятельствам и временам, господствующими одно над другим. У молодых верх брала обыкновенно школа. Св. Киприан в «Письме к Донату» не может забыть, что недавно еще был профессором; он тщательно обрабатывает стиль, развивает и распространяет речь, рисует картины, придумывает тирады, подражает то пространным периодам Цицерона, то отрывочным фразам Сенеки. Позже вера берет верх, но влияние школы держится упорно, и часто между двумя враждебными принципами завязывается глухая и ожесточенная вражда» (Буясье Г. Падение язычества. Исследование последней религиозной борьбы на Западе в четвертом веке. М., 1892. С. 221). Это наблюдение, сделанное Г. Буа–сье относительно западных христианских писателей, можно распространить, хотя и с оговорками, также и на писателей греческих.

Сходные описания невзгод супружеской жизни довольно часто встречаются в аскетической письменности IV в. Ср., например, сочинение «О девстве» св. Иоанна Златоуста. См.: Творения святого отца нашего Иоанна Златоуста, Архиепископа Константинопольского, в русском переводе. Т. 1, кн. 1. СПб., 1898. С. 345 и далее.

Ср. у св. Григория Паламы, который в сочинении «К инокине Ксении» говорит, что хотя и в супружестве можно достичь высокой чистоты жизни, однако все те, которым от юности сопутствует милость Божия, которые «острым оком мысли» (οξυτερφ δίανοίας ομματί) взирают на будущую жизнь и становятся возлюбившими (έρασταί) ее блага, избегают супружеских уз, ибо е еоскресенмм мм женятся, нм еы^одяж замуж, но мребыеаюж, как ^н^елы Божмм на небесам (Мф. 22, 30). Поэтому кто желает быть подобным Ангелу Божиему, тот поставляет себя здесь «превыше телесного смешения», по примеру «сынов Воскресения» (Лк. 20, 36). (ΦΙΛΟΚΑΛΙΑ. ΤΟΜΟΣ Δ. Σ. 97).

Обычно в аскетической литературе прилагательное απερίσπαστος («неразвлекаемый») сочетается с молитвой, являясь ее определением. Св. Серапион говорит об απερίσπαστος βίος, следуя, вероятно, апостолу Павлу, поучающему относительно служения Господу «без развлечения» (1 Кор. 7, 35). Ср. также у св. Василия Великого: «Подлинно достоин и блажен тот, кто, избрав послушание Христу, устремляется к жизни нищей и неразвлекаемой (προς τον πτωχόν χα< άπερίσπαστον β<���ον)» (ΒΑΣΙΛΕΙΟΣ Ο ΜΕΓΑΣ. ΜΕΡΟΣ Γ'. Σ. 387; Сеж. Дасмлмм Делмкмм. Слово подвижническое 11, 1 // Сеж. Васмлмм Велмкмм. Творения. Т. 2. С. 125).

Такое радение о светлом (чистом) житии (μόνου λαμπρού β<���ου επίμελούμενοί) подразумевает прежде всего целомудрие. Ср. у св. Григория Нисского, который говорит, что тот, кто удалился от всякой злобы и «плотского зловония», кто стал превыше мира сего и всего низменного в этом мире, тот обретает только один предмет желания: стать добрым, приближаясь к Добру (γεν^σεταί χα< αύτος χαλος τώ χαλώ προσπελάσας), чтобы, став сияющим и световидным (γεγονώς λαμπρός τε χα< φωτοείδ^ς), причаствовать истинному Свету. См.: Cregoire N^sse. Traite de la virginite. P. 388.

Так мы понимаем выражение ύμών σχ^μα. Особые монашеские одежды (схима) существовали уже ок. 320 г., а к середине IV в. получили широкое распространение (см.: PegnaM& Z. La vie quotidienne des peres du desert. P. 68–70). Эти одежды, отличающие монахов от мирян, являлись как бы внешним проявлением особого духовного настроя и образа жизни иноков. В «Апофтегмах» передается одно поучение аввы Диоскора, гласящее: «Великий стыд нам ныне, братия, если мы, столько времени нося монашеское облачение (μετά τοσοΰτον χρόνον φοροΰντες τό σχ^μα), в час неизбежный окажемся не имеющими одеяния брачного (τό ένδυμα του γάμου) (ср. Мф. 22, 11–12)» (ΤΟ ΓΕΡΟΝΤΙΚΟΝ. Σ. 29).

В так называемых «Палестинских катенах» сохранилось одно толкование Оригена на это место «Псалтири», где он замечает, что данные слова научают следующему: прежде чем приступить к «исследованию Божественных глаголов» (τ^ν εξετασίν των ^είων λογ<���ων), следует стяжать доброе житие и исправить свои нравы, ибо только для чистой души доступно «испытание свидений Божиих». И только те, которые «здраво мыслят о Боге» (ο< περ< θεοΰ φρονοΰντες ϋγίώς) и не ошибаются в «догматах, касающихся Его (μ^ σφάλλεσ^αί εν τοίς δόγμασί τοΓς περί αυτοΰ)», суть бляженм и непоро^нмм е иужь (Пс. 118, 1). А мыслящие о Христе «погре–шительно» (εσφαλμενως) лишаются этого блаженства (см.: La chaine palestinienne sur le psaume 118. T. I / Ed. par M. Harl // Sources chretiennes. № 189. Paris, 1972. P. 186–188). Другими словами, Ориген указывает на то, что «блаженство» достигается в единстве «практики» и «теории», — мысль, подспудно присутствующая и у св. Серапиона, хотя последний ставит преимущественный акцент на «практике», то есть стяжании высших христианских добродетелей.