Кристина Рой - В изгнании

Она смогла ему объяснить, что Святой Дух больше ничего от него не требует, как только верою принять Иисуса Христа, Его спасительную жертву и благодать.

Андрей внимательно слушал Анну. Вдруг, подняв голову, он сказал на языке знаков:

— Как велика моя вина, и Он должен был за неё страдать… — и опустил голову на руки.

— Андрей, но ведь Он уже пострадал! Грех мира был велик, значит, и наказание должно быть соответственное. Господь Бог не может наказывать дважды.

— О, Анна, будь что будет, выдадите вы меня или нет, всё равно я должен вам сказать, кто я! Не всегда я был помощником Козимы, так же как и он не обыкновенный мельник. Наши отцы имели на Дунае две большие паровые мельницы. Я окончил высшее техническое училище, сдал экзамен на инженера и пошёл добровольцем в армию. Там мне вскоре удалось сдать экзамен на звание офицера. Беспечная, легкомысленная жизнь была мне по вкусу. Как младший в семье, притом единственный сын (сёстры уже были замужем), я был избалован, всегда имел деньги. Отец ничего для меня не жалел. Мы жили в своё удовольствие, все были одинаковых убеждений — вольнодумцы и безбожники, никому пользы не приносили. Между тем отец мой вёл тяжбу со своим соседом Козимой. В конце концов Козима проиграл и очень переживал из-за этого. Я мало интересовался этим делом, хотя один адвокат мне сказал, что с Козимой поступили несправедливо. Если бы отец проиграл, я лишился бы состояния, денег для моей беспутной жизни.

Была осень. Наш полк находился по соседству с городом У., где я родился. Нам, офицерам, было скучно, и мы проводили время не всегда разумно. Нашим вожаком был мой лучший друг — Эдуард. Мы были очень привязаны друг к другу. Он ввёл меня в дом одного фабриканта, с дочерью которого был помолвлен. Мы часто посещали этот дом, пока наш полк находился в том местечке.

Однажды невеста Эдуарда пожелала поехать в деревню и пригласила с собой мою замужнюю сестру. Я не знаю, откуда, но пошёл слушок, что я и вся моя семья хотим отбить у Эдуарда невесту. И хотя этот слух был совершенно необоснован, Эдуард ему поверил. Он пришёл к невесте, стал её упрекать и оскорбил так, что она ему вернула кольцо и прекратила с ним всякую связь. С тех пор он меня чернил где только мог, и однажды он это сделал публично. Я не знал Христа и Его заповеди прощать врагам. Я очень гордился своей офицерской честью и, не желая больше сносить оскорблений, вызвал его на дуэль. Он принял вызов. Все попытки друзей примирить нас были безуспешны. Местом для поединка мы выбрали мельницу Козимы. О, если бы кто-нибудь пришёл той ночью и сказал:

«Сегодня ты обесчещен, но невиновен, а завтра твои руки будут обагрены братской кровью!» Но никто меня не предостерёг, и я пошёл. На восходе солнца явились наши секунданты, врач и, наконец, Эдуард. Когда мы стояли с оружием в руках, у меня появилась мысль, что передо мной мой лучший друг и причина поединка слишком незначительна. Во мне пробудилась совесть. Секунданты ещё раз сделали попытку помирить нас.

Мне казалось, что я должен простить, но Эдуард посмотрел на меня и сказал: «Между нами мира быть не может. Я не возьму своих слов обратно, пусть оружие решает». И оно решило. Мы выстрелили одновременно и попали.

Его, смертельно раненного, увезли в город У. Господин Козима взял с моих друзей слово никогда не выдать, кто меня к себе взял. Больше полугода я, тяжело больной, лежал у Козимы. Между тем он продал свою мельницу, арендовал другую, далеко от этой, и взял меня с собой. Когда я поправился, он переехал в другой конец страны и опять взял меня с собой, но уже под чужим именем, под видом помощника. Я научился у него ценить полезную жизнь. Правда, он мне никогда не говорил, что Эдуард умер, но я заключил это из того, что он старался скрыть от меня правду. Я знал, что, как только обнаружат моё место пребывания, я буду наказан лишением свободы и офицерского звания. Для мира я был мёртв.

Мои близкие меня давно оплакали. Большим благом было для меня изо дня в день уставать от тяжёлой работы. Это была единственная возможность немного забыть, что руки мои обагрены кровью. В болезни я потерял дар речи. Что бы я делал среди людей с этой отметкой Каина? Козима меня убедил, что, если человек перестаёт грешить и начинает новую жизнь, он перед Богом оправдан. Я просил моего благодетеля отпустить меня, думал, что тюремное заключение принесёт мне облегчение. Но напрасно.

Он убеждал меня, что каждый проведённый в заключении день бесполезен.

Если друг твой мёртв, то возложи на себя самое тяжёлое наказание: молчи и, делай добро. Лишением свободы и чести невозможно сделать совершившееся несовершившимся, сказал он, и я должен был с ним согласиться.

Но, когда пришли вы и принесли Книгу книг, я познал Бога и тяжесть моего греха. «Человекоубийца не имеет жизни вечной», — сказано там в одном месте, а в другом: «Если будут грехи ваши, как багряное, — как снег убелю». И ещё: «Ко Мне обратитесь, все концы земли!» И теперь я знаю, что учение Козимы не устоит. Оно хорошо для него, честного человека, но не для меня, убийцы. Недостаточно оставить зло и делать добро. Прошлое должно быть уничтожено, погашено, иначе мира не будет.

Усталые руки, заменявшие язык, опустились, голова Андрея поникла, и по бледным щекам текли слёзы. Анна плакала вместе с ним. Но вдруг они оба перестали плакать: он был утешен её сочувствием.

— Вы плачете обо мне, осуждаете меня? — спросил он.

— Андрей, мне вас от души жаль. Но как мне вас осуждать, когда Иисус Христос вас уже простил и Своей Кровью искупил? Он говорит: «Изглажу беззакония твои, как туман, и грехи твои, как облако; обратись ко Мне, ибо Я искупил тебя». Андрей, вы сегодня ещё верой можете принять Христа. Бог Отец допустил страдания Иисуса Христа в Гефсиманском саду, Его распятие, потому что вы убили, — сказала девушка.

Андрей вскочил, прижав руки к груди, поклонился и оставил девушку одну.

Теперь Анне стало понятно, откуда эти вежливые поклоны у Андрея. Ей всегда казалось, что он слишком благороден, чтобы быть помощником мельника. Бедный Андрей! Он тоже был в изгнании. Но Тот, Кто это изгнание допустил, тоже пришёл сюда, хотя Его здесь ещё не знали.

Девушка опустилась на колени и в горячей молитве просила Иисуса

Христа, чтобы Он открылся этому бедному грешнику, чтобы он скорее познал истину слов: «Я успокою вас». «Я верю, что Ты, Господь

Иисус Христос, услышишь меня», — с этим победным возгласом она закончила свою молитву и встала с сырой земли.

— Я думаю, что уже пора идти спать, чтобы из-за неразумных мечтаний одной ночи не потерять здоровье на всю жизнь, — вдруг послышался голос Козимы.

Испугавшись от неожиданности, Анна ответила:

— Я уже иду.

— Спокойной ночи, — сказал Козима и ушёл.