Николай Скабаланович - Византийское государство и Церковь в XI в.: От смерти Василия II Болгаробойцы до воцарения Алексея I Комнина: В 2–х кн.

чтобы г-н Скабаланович в полноте исчерпал поставленную им широкую задачу. Нельзя не заметить, что не все части его труда одинаково соразмерны. Церкви, несомненно, отведено гораздо меньше места, чем государству. Вообще церковные дела, по нашему мнению, изложены коротко и неполно, что, быть может, отчасти объясняется скудостью данных, представляемых источниками. Так, например, вопросы о положении низшего духовенства, об его отношениях к властям светским и духовным, а также к народу, о религиозном состоянии тогдашнего общества и пр. не затронуты. Но и в первой части труда наш автор оставляет в стороне некоторые очень любопытные вопросы. В главе о финансах он ничего не говорит о состоянии торговли в Византии. Не находим у него сведений о внутренней жизни провинций, этнографических данных о составе населения Империи и о взаимных отношениях различных народностей, живших в пределах ее и пр. Отмечая все это, мы, однако же, отнюдь не решаемся винить г-на Скабалановича за такую неполноту и еще менее склонны указывать на нее как на недостаток самого сочинения. В рассматриваемой книге нашим автором дано так много, что требовать от него большего по отношению к содержанию было бы неосновательной притязательностью.

С большим правом, нам думается, мы можем отметить другую слабую сторону труда г-на Скабалановича. Труд этот по общему своему характеру, как уже замечено, строго фактический. Автор поставил перед собой задачу выделить из всех доступных ему источников факты, относящиеся к характеристике состояния византийского государства и Церкви в XI в., и исполнил эту задачу умело и добросовестно. Но погрузившись с похвальным рвением в самостоятельные разыскания в источниках, он, к сожалению, нашел для себя возможным отнестись несколько пренебрежительно к трудам своих предшественников, причем им оставлены без должного внимания и те немногие ценные монографии, имеющие отношение к изучаемым вопросам, ближайшее ознакомление с которыми могло принести ему существенную пользу. Это игнорирование литературы предмета отозвалось до некоторой степени неблагоприятно и на решении частных вопросов, и на общей композиции труда. Так, например, очень темный и сложный вопрос о пронии мог бы получить у нашего автора более определенную постановку, если бы он познакомился с указанным выше исследованием проф. Успенского «О значении византийской и южно-славянской пронии», о котором он не упоминает даже в подстрочных примечаниях. «Материалы для внутренней истории Византийского государства» проф. Васильевского также недостаточно исчерпаны г-ном Скабалановичем. Более подробный анализ рассматриваемой книги, уже выходящий за пределы настоящей статьи, может дать еще несколько фактов более или менее важных упущений автора в указанном отношении. Но важнее и более общая сторона дела. Замыкаясь в кругу своих источников, строго ограничивая свое исследование известными хронологическими пределами, переступая за последние с большой осторожностью и лишь в случае крайней необходимости, наш автор тем самым лишил себя средств и возможности придать своему изложению большую ясность, картинность и образность. В книге г-на Скабалановича мы видим много фактов — но эти факты являются сухими, одиночными, они не поставлены в связь и аналогию с подобными же фактами других эпох византийской истории, не освещены с высших и более общих точек зрения. Очевидно, мы имеем дело с исследованием по истории Византии XI в., а не с историческим изображением этой эпохи. Иллюстрировать примерами нашу мысль нет надобности. Верность ее чувствуется читателем на каждой странице. Сознает эту слабую сторону своего труда и сам автор. Но он старается оправдаться в ней. В своей публичной речи он замечает, что писал свою книгу, «имея в виду главным образом специалистов, для которых некоторые отступления и разъяснения были бы излишними и для которых важна не фраза, но дело» (С. 180). Нельзя, конечно, отрицать важности и необходимости специальных исследований. Но сюжет, разрабатываемый автором, и рамки, в которые он его вдвинул, нам думается, представляет интерес не для одних специалистов, и, следовательно, нашему византинисту едва ли предстояла надобность заботиться заранее об ограничении круга своих читателей. К сожалению, нужно признаться, что такая заботливость проглядывает в большинстве наших ученых сочинений. Создавая свои ученые исследования, мы обыкновенно имеем в виду специалистов, забывая об остальной образованной публике, которой, однако же, не должны быть чужды интересы знания и науки. Пример Запада в этом отношении был бы для нас весьма поучителен. Там давно уже принято за правило — даже самые сухие, специальные работы излагать в форме, возможно более живой и удобопонятной. Оттого-то в Германии, Англии и особенно во Франции ученые книги весьма хорошо обращаются в публике, и научные знания успешно популяризируются. При этом строгая научность труда, конечно, не должна приноситься да и не приносится в жертву внешней отделке. Умение гармонически соединить одно с другим зависит от степени талантливости автора. Как на одну из образцовых в этом отношении работ в области византийских изучений можно, например, указать на сочинение о X в. Альфреда Рамбо «Constantin Porphyrogenete. L’empire grec au dixieme siecle». Если бы г-н Скабаланович, окончательно компануя свою работу, вспомнил не только о византинистах, но и о других читателях, то его прекрасная книга приобрела бы еще большую цену.

Частнейшее исследование нового сочинения о Византии не входит в рамки нашей статьи. В заключение мы позволим себе обратить внимание читателей на те общие выводы, к которым пришел автор при изучении истории Византии XI в. и которые сжато им изложены в его речи «Научная разработка византийской истории XI в.». Он отмечает следующие четыре начала, действующие как в XI в., так и в течение всей истории византийского государства и обусловившие столь продолжительное его существование: монархический принцип, свободное крестьянство, Православие и теснейший союз Церкви с государством. Ограничимся здесь сообщением любопытных суждений г-на Скабалановича о первых двух началах.

«Занятия византийской историей вообще и историей XI в. в частности, — говорит автор, — приводят к непоколебимому убеждению, что государственное здание может прочно и крепко стоять на двух столпах — монархии и свободном крестьянстве, что между этими двумя учреждениями существует неразрывная связь и если монархический принцип находит себе лучшую опору в крестьянстве, то и крестьянская свобода имеет своего естественного союзника и надежного покровителя в монархизме. Монархия и свободное крестьянство отличали Византию во все продолжение Средних веков, в XI же веке они выступают тем с большей рельефностью, что тогдашняя Западная Европа устроена была на совершенно других началах. XI в. был для Западной Европы веком полного расцвета феодализма, сущность которого заключалась в появлении множества мелких деспотий, развившихся за счет законно и правильно организованной правительственной власти, — в каждой феодальной территории стоял наверху деспот, в лице феодала, не признававшего другого закона, кроме собственного произвола, другого авторитета, кроме меча и копья, внизу — бесправная и жалкая народная масса, те несчастные вилланы, которые служили ничтожной игрушкой в руках господ, которых господа могли заключать в тюрьму и вешать по собственному усмотрению, отдавая отчет в своих поступках одному Богу, у которых они без церемонии могли отнимать имущества, разорять хижины, топтать посевы, которых могли, наконец, в силу обычного права подвергать всевозможным нравственным пыткам, оскорбительным для человеческого достоинства. Западно-европейский феодал с презрением смотрел на Византию, считал ее страной рабства, византийцев называл холопами, но это значило лишь, что он видел сучок в глазу брата, в своем же не замечал бревна; на греческом Востоке существовала не коллекция деспотий на западно-европейский манер, но одна Империя; громадная разница заключалась в том, что на Востоке был один монарх, а на Западе было множество деспотов;