Николай Скабаланович - Византийское государство и Церковь в XI в.: От смерти Василия II Болгаробойцы до воцарения Алексея I Комнина: В 2–х кн.

Таким образом, относительно системы пожалований в XI в. можно сказать, что установился технический термин — «прония» для обозначения жалуемых поместий. В пронию давались казенные имения, замки (по новелле Парапинака), пахотные поля, пастбища и пр. Имения были не только пустопорожние, но и населенные. Последние или давались про–ниарам населенными, или заселялись стараниями самих прониаров, во всяком случае на присутствие в прониях населения указывает предоставление прониару некоторых судебных прав, предполагающее объект суда, живых людей. Население состояло из париков. Отдавались ли в виде проний такие земли, которые обрабатывались крестьянами–общинника–ми, а также соединялись ли с прониями какие–нибудь обязанности, и если соединялись, то какие именно, об этом из памятников XI в. мы не знаем.

Только в памятниках последующего времени вопрос проясняется: а) оказывается, что пронию образуют не только рыбные ловли, [1832]не только земли, на которых сидят парики, [1833]но целые области и селения с крестьянами–общинниками; [1834]б) с понятием пронии тесно соединяются некоторые обязанности, и между ними главная обязанность военной службы. [1835]При отсутствии свидетельств о существовании в XI в. проний с таким значением, т. е. заключавших в себе крестьянские общины и обязывавших про–ниаров к военной службе, мы можем судить только предположительно, принимая в расчет те элементы, из которых развились эти особенности прониарного владения. Но и самый вопрос об элементах имеет гадательный характер, можно, например, раздачу общинных земель прониарам ставить в связь с оскудением казенных имений, заставившим императоров обратиться к другим источникам пожалований и посягнуть на достояние общин; соединение же с прениями обязанности военной службы можно объяснять или смешением проний с воинскими участками, или влиянием западно–европейских порядков, [1836]или тем и другим вместе.

Система проний заключала величайшую опасность для крестьянства, его свободы и благосостояния. Отдача общинных земель в виде проний прямо разрушала общину, разлагая общинный организм, отрывая от целого (комитуры) части (общинные селения, кюцг\), которые поступали на кормление прониаров; политическое значение общины в государстве ослаблялось, свободные крестьяне становились в обязательные отношения к прониарам, которым должны были платить оброк и отбывать барщину, [1837]по своему положению они приближались к парикам, быт их несомненно ухудшался. Но прежде даже чем общинные владения стали раздаваться в дар, пронии были опасны для общины и для крестьян–общинников уже потому, что при помощи их увеличивалось число властелей и возрастала их социальная сила. Что касается париков, то положение их делалось тяжелее с переходом земель, на которых они сидели, под власть прониаров. Прони–ар, владевший пронией пожизненно, не рассчитывавший передать ее в наследство детям, не имел особых побуждений улучшать ее в хозяйственном и других отношениях, париков не щадил, заботился только о том, чтобы извлекать из них возможно больший доход. Отсюда происходило, что поступление в пронию было для населения крайне неприятно и освобождение от пронии считалось великой милостью, которой жители усиленно добивались, и добившись, чувствовали себя счастливыми. [1838]

Несмотря, однако же, на все неблагоприятные для крестьянства условия, со включением пронии, основные начала, на которых покоился быт крестьянского сословия и которыми определялось его юридическое положение, не потерпели изменения в XI в. Произошло дробление крестьянских общин, может быть, уменьшилось число свободных крестьян–общинников, вследствие потери участков и перехода общинников в разряд париков; но сама община и общинное землевладение не исчезли. Общинное устройство не только сохранялось в течении XI в., но перешло к последующим векам и пережило саму Византийскую империю. [1839]Положение париков во многих местах ухудшилось, но ухудшение не было повсеместным; между крестьянами–присельниками продолжали существовать такие, которые платили только десятину, морту, и по–прежнему называлась мортитами. [1840]За париками оставалось право свободного крестьянского перехода, по крайней мере до XIII в. Только в XIII в. обнаруживается стремление стеснить крестьянскую свободу на юридической почве, [1841]но стремление не повело к какой–нибудь общегосударственной законодательной мере. Известен только один документ от 1244 г.: [1842]по просьбе игумена монастыря Лемвиотиссы, с имений которого сошли многие парики, о том, чтобы повелено было собрать париков и водворить на прежние места, издан был царский указ, отрицающий право свободного перехода и повелевающий государственным чиновникам, заведующим податными сборами, отчислить париков от новых их помещиков и возвратить монастырю. Но этот указ признается частной мерой, имевшей временное значение.

Византийское правительство всегда обращало серьезное внимание на финансы и в XI в. не изменило своего отношения к этому предмету. Некоторые императоры пренебрегали другими, по обстоятельствам времени более важными, отраслями государственного управления и сосредоточивали внимание на финансах. Династия Дук обнаруживала как бы фамильную склонность в этом смысле. Константин Дука, еще до вступления на престол обнаруживший таланты финансиста, заявил себя на престоле заботами о приумножении государственных доходов, бережливостью и даже скупостью. [1843]Сын его, Михаил Парапинак, не блиставший вообще государственными способностями, обладал однако же достаточными сведениями в финансовой области и воспитатель его. Пселл, желая его восхвалить, особенно оттеняет то, что он отличался знанием во всем, касающемся доходов и расходов, чеканки монет и их доброкачественности. [1844]Исторически сложившимся положением социально–общественных классов византийское правительство воспользовалось прежде всего для фискальных целей. Два важнейшие вопроса в податной системе — вопрос о платежных силах и вопрос о платежной гарантии — выяснились сами собой.

К платежу податей привлечены были обе половины византийского общества, как сословие властелей, так и сословие убогих. Платили все убогие, парики и крестьяне–общинники, должны были платить и все властели, светские и духовные. Церковь и монастырь принадлежали к властелям и несли податные тягости наравне с другими. Только в силу особой привилегии тот или другой заслуженный властель, тот или другой монастырь могли быть освобождены, — так, имения Михаила Атталиота во Фракийско–Македонской феме были освобождены от податей и повинностей по хрисовулу Михаила Парапинака от 1075 г., подтвержденному хрисовулом Никифора Вотаниата от 1079 г.; [1845]Афонская лавра освобождена по хрисо–вулу Константина Дуки от 1060 г.; [1846]лавра Большие Келлии на Олимпе, бывшая харистикией Пселла, тоже имела хрисовул. [1847]Что касается гарантии, то государство успело обеспечить себе податные платежи в обоих сословиях — властелей и убогих, — но не в полном их составе. В сословии убогих, благодаря существованию крестьянской общины, представилась возможность гарантировать исправное поступление податей крестьян–общинников, введя круговую поруку и возложив ответственность за каждого несостоятельного крестьянина на всю общину. Быт париков не давал возможности установить податную ответственность. Самой естественной, подсказанной воспоминаниями времен римского колоната, была порука поземельного собственника за сидевших на его земле крестьян, — правительство и пришло к мысли установить ее. Но мера оказалась недолговечной: аллиленгий, введенный Василием II, не просуществовал и двух полных десятилетий, Роман III, как выше замечено, [1848]отменил его в самом начале своего царствования. Привлечь к круговой поруке за каждого парика остальных париков, сидевших на той же парикии, сопариков его, было немыслимо, потому что противоречило основному крестьянскому праву — свободного перехода; оставалось, следовательно, иметь дело с каждым париком в отдельности, как лицом, которое одно только за себя отвечало. В сословии властелей в таком же точно положении как парики находились светские властели: муниципального устройства, курии, на которую можно было бы возложить ответственность, более не существовало, приходилось ведаться с каждым властелем, как лицом за себя ответственным. Иначе поставлен был класс духовных властелей: существовавшая организация церковного управления представила удобную почву для привития на ней начала податной ответственности. Митрополия сделана ответственной перед казной за все епископии, входившие в ее состав, за несостоятельных епископов, не способных уплатить причитающихся с них податей, должны были платить митрополиты. Это, разумеется, было тяжелым бременем для митрополий, тем более что открывало путь злоупотреблениям недобросовестных епископов, которые под благовидными предлогами, из корыстных расчетов, разоряли епископии, или же. при наступлении времени прибытия сборщиков, захватывали церковные доходы и укрывались с ними в надежные места, предоставляя расплачиваться с казной митрополитам. Константинопольские синоды позаботились о том, чтобы оградить митрополитов от таких злоупотреблений. Синод 1027 г. сделал нерешительный шаг и применил снисходительную меру, о которой уже упомянуто по поводу харисти–кий, именно постановил, чтобы богатые епископии помогали митрополиям, возвращая полученные от митрополитов, в виде харистикии, монастыри, «потому что несправедливо и неуместно, чтобы митрополии подвергались всякого рода взысканиям за бедные епископии, а епископии богатые не пришли на помощь». Синод 1028 г. определил меру более строгую и действенную, Постановлено было, что в те епископии, представители которых наносят вред, обращая церковное имущество на собственные нужды и доводя епископии до крайнего разорения, подвергая также убыткам митрополии, с которых казна взыскивает лежащие на епископах повинности, могут быть назначаемы митрополитом экономы, которые и должны заведовать доходами, пока не будет возмещен ущерб, нанесенный митрополии, и не выяснится причина, приведшая епископию к несостоятельности. Относительно же тех епископии, от которых может грозить митрополиям опасность подвергнуться взысканиям за лежащие на них повинности, вследствие дурного поведения епископов, имеющих возможность забрать все плоды и доходы церквей и переправить их, куда хотят, с целью при первом появлении сборщиков самим покинуть епархию и скрыться куда–нибудь, — разрешено митрополитам, в видах предотвращения опасности, посылать и в эти епископии управителей; управители будут, вместе с епископами, наблюдать за хозяйством и по истечении года отдавать в своем управлении отчет; из излишков дохода, если таковые окажутся, часть поступит митрополии в возмещение убытков, а остальное — Церкви. Епископам, в епископии которых будут посланы такие экономы и управители, запрещено, под страхом тягчайшего осуждения, чинить им какие–нибудь препятствия в отправлении возложенной на них обязанности, за исключением случаев, когда пожелают научить чему–нибудь такому, что может послужить в пользу Церкви. [1849]