Роберт Пински - Жизнь Давида

И когда сыновья в облаке пыли возвращаются домой, каждый на своем муле, кузен Ионадав, который столь же скрытен, сколь много знает, завоевывает доверие царя: «Тогда Ионадав сказал царю: это идут царские сыновья; как говорил раб твой, так и есть» (II Цар. 13, 35). Юный манипулятор хладнокровно успокаивает Давида, и это наглядно демонстрирует ту сеть подозрений, интриг и насилия, в которую, согласно пророчеству Нафана, попал Давид в наказание за злодеяние в отношении Вирсавии и Урии.

Перворожденный Авессалом бежит из страны в Гессур, где правит отец его матери. Давид скорбит по Амнону, но эхом повторяется история, когда от его горя по умершему первому ребенку Вирсавии довольно быстро не осталось и следа: «И не стал царь Давид преследовать Авессалома; ибо утешился о смерти Амнона» (II Цар. 13, 39).

Итак, сердце Давида — с живым сыном. Но Авессалом совершил преступление: он убил наследника царя Давида. Связанный противоречивыми чувствами или политическими интересами, Давид не может не мудрствуя лукаво простить изгнанного сына, по которому он скучает, — во всяком случае, он не может сделать этого до истечения определенного временного интервала. По прошествии трех лет Иоав придумывает способ убедить Давида (или, скорее, помогает царю убедить себя) распорядиться о том, чего жаждет его душа, — о возвращении Авессалома. Не исключено, что другие сыновья, бежавшие каждый на своем муле, противостояли возвращению братоубийцы Авессалома. Но три года кажутся Иоаву достаточным интервалом, чтобы страхи и осуждение поутихли. Иоав, чтобы добиться прощения или оправдания Давидом Авессалома, послал к Давиду «умную женщину» и «вложил в уста ее что сказать» (II Цар. 14, 3).

Иоав подучил женщину переодеться плакальщицей. Она вошла к царю и рассказала историю о двух сыновьях, которые поссорились в поле, и некому было разнять их, и один убил другого. А теперь, сказала она, как научил ее Иоав, ее семья требует, чтобы выживший своей жизнью искупил смерть убитого им брата: «И так они погасят остальную искру мою, чтобы не оставить мужу моему имени и потомства на лице земли» (II Цар. 14, 7).

И конечно, когда Давид обещает ей, что ее сына пощадят, она захлопывает капкан и просит его — в подобающе раболепном тоне — вернуть того, кого изгнал он сам: «ибо господин мой царь, как Ангел Божий, и может выслушать и доброе и худое. И Господь Бог твой будет с тобою» (II Цар. 14, 17).

Давид остается Давидом — он поддался на козни Ионадава, но не поглупел. Давид стремится увидеть истину за неподвижным, непроницаемым туманом почтения:

«И отвечал царь, и сказал женщине: не скрой от меня, о чем я спрошу тебя. И сказала женщина: говори, господин мой царь. И сказал царь: не рука ли Иоава во всем этом с тобою? И отвечала женщина и сказала: да живет душа твоя, господин мой царь; ни направо, ни налево нельзя уклониться от того, что́ сказал господин мой, царь; точно, раб твой Иоав приказал мне, и он вложил в уста рабы твоей все эти слова» (II Цар. 14, 18–19).

Драма чувствуется и когда он разговаривает с «умной женщиной», и — во всей полноте — когда он угадывает в этом маскараде руку Иоава. Царь вызывает Иоава. Военачальник простирается перед царем, опустив лицо к земле. И Давид приказывает Иоаву отправиться в Гессур и доставить Авессалома в Израиль; впрочем, юноше пока не разрешается видеть отца: «И оставался Авессалом в Иерусалиме два года, а лица царского не видал» (II Цар. 14, 28).

Следующий шаг Авессалома на пути к полному восстановлению в правах экстравагантно своеволен, как в какой-нибудь легенде, или в рассказах о мафиози, или в мифах о древнегреческих героях. Его поступок, поразительный в своем сумасбродстве, напоминает разрубание волов Саулом, он одновременно символичен и нарочито буквален. Но у Авессалома манеры получше, нежели у Саула, когда тот был только что помазан, — он молодой аристократ (его дед по матери — иноземный царь, а со смертью Амнона он стал старшим сыном Давида).

Авессалом хочет, чтобы Иоав еще раз вступился за него, ведь тот уже однажды помог ему, обеспечив через посредство умной женщины разрешение Давида на возвращение Авессалома. Он хочет увидеть лицо царя, своего отца. Но сначала Авессалом должен привлечь внимание Иоава — он дважды посылал за Иоавом, но военачальник не ответил; тогда Авессалом предпринимает еще одну попытку, столь же характерную для него, как использовать лицедейство умной женщины было характерно для Иоава, который предпочел не ответить на приглашения Авессалома:

«И послал Авессалом за Иоавом, чтобы послать его к царю; но тот не захотел придти к нему. Послал и в другой раз; но тот не захотел придти. И сказал [Авессалом] слугам своим: видите участок поля Иоава подле моего, и у него там ячмень; пойдите, выжгите его огнем. И выжгли слуги Авессалома тот участок поля огнем. И встал Иоав, и пришел к Авессалому в дом, и сказал ему: зачем слуги твои выжгли мой участок огнем? И сказал Авессалом Иоаву: вот, я посылал за тобою, говоря: приди сюда, и я пошлю тебя к царю сказать: зачем я пришел из Гессура? Лучше было бы мне оставаться там. Я хочу увидеть лице царя. Если же я виноват, то убей меня» (II Цар. 14, 29–32).

Предать огню ячменное поле, принадлежащее союзнику, — сумасбродство, но очевидно, что это сознательный поступок: это и наказание для Иоава, и свидетельство серьезности Авессалома. В первый раз Иоав ходил к Давиду ходатайствовать за Авессалома, потому что «заметил, что сердце царя обратилось к Авессалому» (II Цар. 14, i). Возвращения Авессалома царь хотел в любом случае, и Иоав нашел путь, как это осуществить. Но теперь Иоав уходит от ответа на послания Авессалома — возможно, потому, что опытный военачальник и придворный понимает непростой характер юноши и хочет, ради мира в царской семье, увести мысли Давида подальше от Авессалома. Однако предпринятая Авессаломом гангстерская тактика сожжения ячменного поля, кажется, не оставляет Иоаву выбора. Он идет к Давиду, говорит от имени Авессалома, и царь смягчается и посылает за сыном: «И позвал [царь] Авессалома; он пришел к царю, и пал лицем своим на землю пред царем; и поцеловал царь Авессалома» (II Цар. 14, 33).

Прошли годы с тех пор, как Амнон рассказывал Ионадаву о вожделении, которое он испытывал к своей младшей сестре. Авессалом уже сам стал отцом: «И родились у Авессалома три сына и одна дочь, по имени Фамарь; она была женщина красивая» (II Цар. 14, 27).

Итак, Авессалом восстановлен в правах, признан царем и вновь присутствует в столице в качестве старшего среди своих братьев, которые после убийства Амнона разбежались каждый на своем муле. Авессалом, может быть, слегка безумен, но он не просто горячая голова. Он расчетлив и амбициозен:

«После сего Авессалом завел у себя колесницы и лошадей и пятьдесят скороходов. И вставал Авессалом рано утром, и становился при дороге у ворот, и когда кто-нибудь, имея тяжбу, шел к царю на суд, то Авессалом подзывал его к себе и спрашивал: из какого города ты? И когда тот отвечал: из такого-то колена Израилева раб твой, тогда говорил ему Авессалом: вот, дело твое доброе и справедливое, но у царя некому выслушать тебя. И говорил Авессалом: о, если бы меня поставили судьею в этой земле! ко мне приходил бы всякий, кто имеет спор и тяжбу, и я судил бы его по правде. И когда подходил кто-нибудь поклониться ему, то он простирал руку свою и обнимал его и целовал его. Так поступал Авессалом со всяким Израильтянином, приходившим на суд к царю, и вкрадывался Авессалом в сердце Израильтян» (II Цар. 15, 1–6).