Роберт Пински - Жизнь Давида

В прекрасном издании псалмов с немецкими переводами, предпринятом в XIX веке, рабби Шимшон Рафаэль Гирш попытался придать этому стиху немного другой смысл. В его версии, переведенной на английский Гертрудой Гиршлер, появляется слово «посему»:

«Против Тебя, и только против Тебя я согрешил и совершил злодеяние в глазах Твоих; посему Ты праведен в приговоре Твоем и чист в суде Твоем».

Гирш дает следующий комментарий:

«Эти слова неопровержимо указывают, что, согласно учению наших мудрецов, грех Давида с Вирсавией и его поведение в отношении Урии были скорее нарушениями духа, а не буквы свода земных законов. Но в глазах Бога оба этих поступка Давида — тяжкие преступления. "Посему, — говорит Давид Господу, — Ты справедлив во всем, что Ты сказал мне через Нафана, и в любом приговоре, который Ты пожелаешь мне вынести. Я охотно приму наказание, потому что сознаю свою вину"».

По поводу наречия «посему» Гирш в скобках добавляет: «Слово ןעמל несколько раз употребляется в Писании в значении "посему". Однако если читать ןעמל в обычном толковании "так что", то עדא и דגנ [в предыдущем стихе] следует понимать не как безмолвное признание вины, а как громко и публично приносимое перед другими покаяние, ןעמל, "так что" весь мир должен знать, что Господь праведен в любом наказании, которое Он наложит на Давида. Однако ни современное словоупотребление, ни факты не поддерживают такую интерпретацию. Преступная природа поступков Давида очевидна; несколько смягчающих обстоятельств совсем не очевидны. Поэтому мы не ошибемся, если и в этом случае переведем ןעמל как "посему"».

На протяжении веков на древнееврейском, немецком и английском языках моралисты размышляли, были ли назначены наказания, предреченные Нафаном, — в том числе за двусмысленные тайные приказания и убийства, уклончиво оправдываемые какими-то причинами. Здесь, однако, помимо наглядного объяснения, данного моральным и филологическим толкованием рабби Гирша, нужно учитывать, что Давид мог требовать себе чего-то большего, нежели человеческое правосудие, суда какого-то более высокого, чем для других людей, уровня. Он убил, поэтому младенец Вирсавии умер. Он предал, поэтому его собственный дом и его кровь восстали против него. Он слишком многословно говорил о мече и о тех, кого он поразил, и поэтому меч никогда не отойдет от его дома. Ведь если толковать закон по букве, то Урия умер из-за прихоти военной фортуны.

По букве закона любой, кто уходил на войну, традиционно составлял своей жене так называемое разводное письмо, чем давал ей возможность выйти замуж еще раз, если он пропадет без вести, так что формально Вирсавия была разведена. Некоторые мудрецы заходят так далеко, что утверждают, будто Давид вовсе не согрешил, — дескать, он ограничился разглядыванием Вирсавии, но дальше не пошел! Еще более удивительна весьма агрессивная каббалистическая традиция, которая толкует весь этот инцидент символически: как повторение первородного греха Адама (она опирается на слова 50-го псалма: «Вот, я в беззаконии зачат, и во грехе родила меня мать моя»). Согласно этой изобретательной интерпретации имя Адама — это анаграмма первых букв слов Адам — Давид — Мессия, и Давид повторяет первородный грех, чтобы исправить его — убийством Урии Хеттеянина, который символизирует змея-искусителя! Так (в принципиальном противоречии с ןעמל рабби Гирша) говорят некоторые каббалисты.

Во всех этих сверхъестественных оправданиях Давида, иногда невероятно изобретательных, иногда выходящих за рамки принятых приличий и просто здравого смысла, в этой насущной необходимости, чтобы Давид всегда был или хотя бы в итоге оказался прав, в отчаянных попытках отменить приговор Нафана мы можем видеть вожделения и страхи диаспоры. В Вавилоне, а впоследствии в унижении и под игом европейских последователей отколовшейся секты, выросшей до необычайных размеров, там, где их в лучшем случае терпели, а часто преследовали, еврейские мудрецы нуждались в своем царе. Они тосковали по Давиду, Светильнику Израиля, и, чтобы защитить его, пускались в моральные лабиринты и нелепые выдумки, столь же уродливые, как вавилонские лишения или нападки со стороны христианства.

Другие талмудисты, отчаявшись найти Давиду алиби или хоть какое-то смягчающее обстоятельство, состряпали иную легенду. Якобы, убив своего родственника Голиафа, Давид увидел: на великане надето столько слоев тяжелых доспехов, что он не в состоянии снять их, чтобы отрубить ему голову. А у Урии Хеттеянина, воина из филистимского лагеря, был ключ от доспехов Голиафа, и он вызвался обменять их на жену-еврейку. Следовательно, Урия получил Вирсавию бесчестным путем — так говорили эти мудрецы, обезумевшие от поста и изгнания, от набожности и от давления окружающего большинства, склонного к уничтожению еврейского благочестия, а может быть, и самих евреев — в лучшем случае их в Европе будут терпеть. С книжной полки в доме учения эти мудрецы жадно хватали тексты и комментарии, обсуждали их, дремали над ними, и — размышляя о своем Царе Давиде и, несомненно, зная о попытках христиан отнять у них царя, их Светоча, — они выдумывали невероятные оправдывающие его легенды.

Но вот что говорит Давиду пророк Нафан:

«И сказал Нафан Давиду: ты — тот человек. Так говорит Господь Бог Израилев: Я помазал тебя в царя над Израилем, и Я избавил тебя от руки Саула, и дал тебе дом господина твоего и жен господина твоего на лоно твое, и дал тебе дом Израилев и Иудин, и, если этого [для тебя] мало, прибавил бы тебе еще больше; зачем же ты пренебрег слово Господа, сделав злое пред очами Его? Урию Хеттеянина ты поразил мечом; жену его взял себе в жену, а его ты убил мечом Аммонитян; итак не отступит меч от дома твоего во веки, за то, что ты пренебрег Меня и взял жену Урии Хеттеянина, чтоб она была тебе женою. Так говорит Господь: вот, Я воздвигну на тебя зло из дома твоего, и возьму жен твоих пред глазами твоими, и отдам ближнему твоему, и будет он спать с женами твоими пред этим солнцем; ты сделал тайно, а Я сделаю это пред всем Израилем и пред солнцем» (II Цар. 12, 7-12).

Давид одолел великана, превзошел и своего ничтожного отца Иессея, и царя Саула, он, будучи младшим в семье, затмил всех старших братьев, — а теперь вот Нафан говорит ему про его сына, младенца Вирсавии: «Как ты этим делом подал повод врагам Господа хулить Его, то умрет родившийся у тебя сын» (II Цар. 12, 14). Более того, другой сын восстанет против него и будет спать с его женами, и всем будет известно об этом. Таким образом, Давид, прежде выступавший, если так можно выразиться, в роли сына, теперь становится отцом и принимает на себя соответствующие эмоциональные и моральные тяготы.