Маркус Борг - Бунтарь Иисус : Жизнь и миссия в контексте двух эпох

Эпизод начинается с вопроса Иисуса, обращенного к ученикам: «За кого Меня почитают люди?» Ученики рассказывают о разных мнениях народа: «За Иоанна Крестителя, а другие — за Илию, другие же говорят: это один из пророков». И затем Иисус спрашивает: «А вы за кого Меня почитаете?» Следуют ответы:

И отвечает Ему Петр: Ты — Мессия (Мк 8:29).

И ответил Симон Петр: Ты Мессия, Сын Бога Живого (Мф 16:16).

Петр ответил: за Мессию Бога (Лк 9:20).

Матфей и Лука пользуются повествованием Марка, и опять-таки вносят туда изменения. У Луки оно незначительно: Петр называет Иисуса Мессией Бога, «Христом Божиим». Такое дополнение мало что меняет, поскольку Мессия по определению от Бога, то есть помазан Богом. Изменение, внесенное Матфеем, более важно. К словам «Ты Мессия» евангелист добавляет: «Сын Бога Живого», как и в прошлом случае, это новое христологическое выражение, добавленное в текст.

Эти примеры отражают общую тенденцию творчества евангелистов. По мере развития традиции они вставляют в повествования об Иисусе христологические термины, в Евангелии от Иоанна это делается особенно часто и ярко. Не следует винить в этом авторов евангелий, как если бы те сделали нечто недолжное. Напротив, в этих дополнениях проявляется фундаментальное убеждение их общин: Иисус, о котором они помнят, был наиболее полным откровением Бога. Он Мессия, Сын Божий, Свет миру, Хлеб жизни, Вода живая, Слово, ставшее плотью; он воистину есть Господь. Они знали это по опыту, они за это стояли, Иисус был для них именно таким. И данные выражения отражают их свидетельство о нем. Это — благовестие.

И потому современное изучение личности и учения Иисуса основано на таком подходе к евангелиям: их тексты отражают развитие традиции. Отсюда следуют определенные выводы, с которыми согласно большинство ведущих ученых. Поскольку слово «основание» представляет собой метафору из области строительства, мы можем назвать эти выводы «столпами», стоящими на таком фундаменте. И четверо гипотетических ученых из книги Мейера, собравшихся на «неортодоксальный собор», также пришли бы к согласию относительно этих столпов.

Теперь нам предстоит рассмотреть следующий вопрос: как идея, что евангелия содержат развитие традиции, влияет на наш способ чтения, интерпретацию и понимание этих текстов? Если мы смотрим на евангелия таким образом, мы получаем совершенно иную картину по сравнению с картиной в рамках ранней парадигмы. Представители последней считают, что евангелия основаны на показаниях очевидцев, которые представили нам точные свидетельства о жизни и речениях Иисуса. В этом случае евангелистов воспринимают как авторов, озабоченных фактической достоверностью своих рассказов, и эта достоверность основана на их собственных исследованиях или на водительстве Духом — быть может, на том и другом вместе, что позволило им создать правдивые истории. Тогда евангелия воспринимаются как записанные воспоминания, авторы которых стремились к исторической точности.

Но если мы соглашаемся, что евангелия отражают развитие традиции, это значит, что историческая достоверность уходит на второй план. Скорее можно сказать, что в евангелиях сочетаются воспоминание и свидетельство . Можно кратко сформулировать суть первого столпа такими словами: в евангелиях совмещаются воспоминание и свидетельство, воспоминание и хвала, воспоминание и убеждение. В них содержатся воспоминания общины верующих об Иисусе до Пасхи, а также понимание его миссия, зародившееся после Пасхи. Тут Иисус, оставшийся в памяти, сочетается с Иисусом, провозглашенным христианами.

Это значит, что авторы евангелий прежде всего стремились передать «благовестие», они не считали себя писателями, которые обязаны прежде всего составить точное описание событий прошлого. Слово «евангелист» основано на слове «евангелие», что по-гречески означает «хорошая новость». И евангелисты, авторы евангелий, возвещают эту «новость» об Иисусе в контексте своего времени и места и для окружающих. Слово «новость» предполагает, что ее содержание может меняться. Они провозглашали весть об Иисусе для своего «сейчас», видоизменяя историю об Иисусе «тогда». Они сочетали весть об Иисусе для «сейчас» с воспоминанием об Иисусе, жившем «тогда». Другими словами, они делали то же самое, что и любой христианский проповедник, учитель или богослов: говорили о том, что Иисус « тогда» означает для нас сейчас . При этом они основывались на воспоминании, хотя иногда выходили за его пределы, чтобы представить более полное понимание и убеждения, сформировавшиеся у них через несколько десятилетий после смерти Иисуса.

И поскольку в евангелиях есть как воспоминание, так и свидетельство, там можно найти ранние и поздние слои материала. Когда мы говорим о «слоях», мы пользуемся термином из археологии, однако в нашем случае слои — это метафора. Можно воспользоваться и иной метафорой: в евангелиях мы слышим разные голоса. Это голос оставшегося в памяти Иисуса, а также голоса первых христианских общин, которые свидетельствуют о том, что Иисус значит в их жизни. И поиск исторического Иисуса заключается в том, чтобы попытаться отличить ранние слои от более поздних, понять, где мы слышим голос Иисуса, а где — голос общины. Чем древнее слой, чем древнее голос, тем ближе мы к Иисусу. Чем позднее появился данный слой, или голос, тем теснее наше прикосновение к свидетельству последователей Иисуса. Важно заметить, что каждый из этих слоев, голосов, имеет свое значение. Нам не следует отбрасывать позднейшие наслоения, просто нужно осознать их природу, понимая, что тут мы видим свидетельство первых поколений христиан о том, кем для них стал Иисус.

Второй столп изучения Иисуса — это признание того, что Иисус до Пасхи отличается от Иисуса после Пасхи. Первый — Иисус до своей смерти; второй — кем Иисус стал после своей смерти. [19] Ранее ученые говорили об «историческом Иисусе», или «Иисусе истории», противопоставляя ему «Христа веры». Первый значительно отличается от второго.

Один аспект этих отличий очевиден: после смерти Иисуса ученики узнали его новым образом. До смерти он был для них смертным человеком. У него были те же ограниченные человеческие возможности, что и других. Ученики знали галилейского иудея из плоти и крови, из клеток и молекул, он весил примерно 60 килограммов и был ростом немного выше полутора метров; ему нужно было есть и спать; он родился и умер. [20] Разумеется, у нас нет сведений о росте и весе Иисуса. Но я слышал, что таковы были параметры для среднего взрослого мужчины тех времен. Такой Иисус, то есть Иисус до Пасхи, это герой прошлого, который умер и исчез, и его уже нет. Это вовсе не отрицание Пасхи, тут мы просто признаем, что значение Пасхи не заключается в том, что Иисус из плоти и крови весом 60 килограммов все еще где-то живет.