Иларион Алфеев - Жизнь и учение св. Григория Богослова

Вы не знаете, каким даром Божиим является молчание и то, чтобы не иметь нужды в любом слове, но по своему усмотрению одно избирать, а другого избегать, и быть для себя распорядителем как слова, так и молчания! Ведь по природе своей всякое слово немощно и удобоколеблемо.., а слово о Боге — настолько более, насколько предмет его выше, ревность сильнее, опасность страшнее. Но чего мы испугались, и на что понадеемся? На ум, на слово или на слух, если все трем угрожает опасность? Ибо постичь трудно, изъяснить невозможно, [735] Ср. Платон. Тимей 28 с. а найти очищенный слух труднее всего. [736] Сл. 32, 14, 11–21; 114 = 1.470.

Для богословствования необходимы не столько усилия разума, не столько внешняя образованность или начитанность, сколько смирение и скромность. По мнению Григория, смирение заключается не во внешнем облике, который часто бывает обманчивым, и, может быть, вообще не в том, как человек относится к другим людям, но прежде всего в том, как он относится к Богу. Смиренномудр не тот, кто говорит о себе мало, при немногих и редко, не тот, кто смиренно обращается с низшими по чину, но тот,"кто умеренно говорит о Боге, кто знает, о чем сказать и о чем промолчать, в чем признать свое неведение, уступив слово имеющему на него право; кто признает, что другой может быть более духовным и более продвинутым в созерцании" ". [737] Сл. 32, 19, 4–10; 124–126 = 1.473. Разговор о богословии снова приводит к рассуждению о молчании и слове:

"Так что же? Будем молчать о Боге? Это приказываешь ты нам? — возразит кто‑либо из слишком горячих. — Но о чем говорить, если не об этом?.."Не молчать приказываю, мудрейший, но не стоять упорно на своем; повелеваю не скрывать истину, но не учить вопреки закону. Я — первый из восхваляющих мудрость, из упражняющихся или по крайней мере желающих упражняться в божественных словах, я никогда не предпочту чего‑либо этому божественному занятию, чтобы не услышать о себе от самой Мудрости, что я жалок как унижающий мудрость и ученость. Однако я избегаю неумеренности и сдерживаю ненасытность: я скорее соглашусь быть праздным сверх дозволенного, чем чрезмерно активным… Изучай божественные предметы, но оставайся в пределах дозволенного. Изрекай глаголы Духа и, если возможно, ничего другого: изрекай чаще, чем дышишь — ибо хорошо и божественно благодаря напоминанию о божественных предметах концентрироваться на Боге — но размышляй о том, что заповедано. Не любопытствуй о природе Отца, о том, как Единородный получил бытие, о славе и силе Духа, о едином Божестве в трех… Будь скор на исповедание веры, если спросят тебя об этом, а в том, что сверх этого, будь медлен, ибо в первом опасно промедление, в последнем же — поспешность. [738] Сл. 32, 20, 1–21, 30; 126–130 = 1.473–475.

Иными словами, каждый должен быть добрым христианином и знать основы своей веры, но не каждый призван исследовать глубины догматов, в которых многое должно быть покрыто апофатическим молчанием. Всем доступно размышление и рассуждение на религиозные темы, но не всем — проникновение в тайны богословия. Всякий христианин должен очищать себя для Бога: чем более он чист, тем в большей степени он становится богословом, тем сильнее звучат в его устах глаголы Духа. В молчаливом и смиренном предстоянии живому Богу, а не в спорах на догматические темы рождается подлинное богословие.

Историческим контекстом учения Григория о непостижимости Бога являлась полемика с евномианством, в которую во второй половине IV века были вовлечены многие богословы, в том числе Великие Каппадокийцы. Евномий считал, что сущность Божия постижима для человека:"О сущности Своей Бог знает ничуть не больше, чем мы; нельзя сказать, что она ведома Ему более, а нам менее" ". [739] Цит. по: Сократ. Церк. ист. 4, 7. "Я знаю Бога так, как Бог знает Самого Себя" ", — говорил Евномий. [740] См. Григорий Нисский. Слово о Божестве Сына и Духа (PG 46,857). В своем учении о постижимости сущности Божией Евномий отличался даже от Ария, который исповедовал непостижимость Божественной сущности: см. Афанасий Александрийский. О Соборах 15. Учение Евномия есть рационализация христианства, в котором не остается места для чуда, не остается ничего таинственного, превышающего возможности человеческого ума. [741] Так, во всяком случае, считал А. Спасский: см. Спасский. История, 361. "Религия в пределах только разума" ", которую искали европейские рационалисты в XIX в., [742] Кант, Ренан, Толстой и др. уже была создана за пятнадцать столетий до них.

Такое умонастроение представляло собой полную противоположность тому, во что верил и чему учил Григорий Богослов, воспринимавший христианство прежде всего как таинство. Путь богослова, как мы только что видели, рассматривается им как путь мистического восхождения на Синай; однако этот путь ведет лишь к созерцанию Бога" "сзади" ", то есть не к познанию сущности Божией, но к некоему откровению о Боге через посредство воплотившегося Слова и тварного мира:

Что случилось со мной, о друзья, посвященные и вместе со мной любящие истину? Я бежал, чтобы постичь Бога, я уже таким образом восходил на гору и вступал в облако, удалившись от материи и всего материального, собравшись внутрь себя, насколько возможно. Но когда взглянул, увидел только Бога сзади , да и то я был покрыт скалой , [743] Ср. Исх. 33:22–23. то есть воплотившимся ради нас Словом. Склонившись немного, увидел я не первую и несмешиваемую Природу, познаваемую Ею Самой, то есть Троицей; увидел не то, что пребывает внутри первой завесы и покрывается херувимами, [744] Ср. Исх. 26:31–33; 36:35–36. но только то, что находится с краю и доступно для нас. А это, насколько мне известно, есть то величие, или, как называет его божественный Давид, великолепие, [745] Ср. Пс. 8:2. (которое узревается) в созданных Им и управляемых Им тварях. [746] Сл. 28, 3, 1–14; SC 250, 104–106 = 1.393.

Человек не может познать Бога так, как Бог знает Сам Себя: он может лишь узнавать о Боге через Христа и через рассмотрение видимого мира. Сущность Божия недосягаема для человеческого разума. В этом утверждении — фундаментальное расхождение между теориями богопознания Григория и Евномия. Для первого богопознание есть путь за пределы постижимого человеческим разумом, для второго — движение в пределах дискурсивного мышления. Мы помним, что Григорий был борцом со всякого рода обскурантизмом на христианской почве, был защитником разума, образования, учености; однако он хорошо осознавал ограниченность разума и его неспособность охватить божественную реальность. Разум может привести человека к признанию существования Бога, но никоим образом не может проникнуть в сущность Божию. Рассуждая об этом, Григорий полемизирует не только в Евномием, но и с самим" "богословом" "эллинской античности Платоном, цитируя его знаменитое изречение, на которое и до Григория ссылались многие христианские авторы: [747] Ср. Иустин. Апология II, 10; Афинагор. Апология 6; Климент Александрийский. Строматы 5,12, и др.