Василий Экземплярский - Христианское юродство и христианская сила (К вопросу о смысле жизни)

Говорят о жестокости Бога Отца "в самой отвратительной, в самой варварской форме жертвы невинного за грехи виновного" (слова Ницше — "Антихрист", § 41). Для людей веры это не только неприемлемо, но просто не­понятно. Учение о Святой Троице с нравственной стороны есть, прежде всего, учение о Боге-Любви, о теснейшем нерасторжимом единстве всех Трех Лиц. "Я и Отец — одно" (Ин. 10:30), — сказал о Себе Христос при самом на­ступлении часа Своих страданий. Не может быть любви Бога Отца без любви Бога Сына и жестокости Одного без жестокости Другого. И если по человечеству Христос до известной меры противополагает Свою волю воле Отца, то здесь выступает и всецелая свобода Сына Человеческого. Жертва Его не есть жертва безответного раба, но жертва свободная, жертва личной любви, всецело предающей себя Богу Отцу и всецело отдающей себя людям. "Потому любит меня Отец, что Я отдаю жизнь Мою, чтобы опять принять ее. Никто не отнимает ее у Меня, но Я Сам отдаю ее. Имею власть отдать ее и имею власть опять принять ее. Сию заповедь получил Я от Отца Мо­его" (Ин. 10:17-18). Согласитесь, что в этой, собственно евангельской, перспективе нельзя увидать ничего, что бы возмущало нашу совесть, кроме, единственно, ослепленного злобой мира, распявшего такую Любовь.

Но смерть Невинного за грехи виновных, волнуется Ницше, — разве это не есть нарушение всех законов прав­ды, верх жестокости? Апостол, однако, думал иначе: "Любовь Божия излилась в сердца наши", — говорит он (Рим. 5:5). И в чем же она выразилась? В том, что Христос умер за нас, когда мы были еще грешниками, умер за нечестивых. Ибо едва ли кто умрет за праведника... Но Бог Свою любовь к нам доказывает тем, что Христос умер за нас, когда мы были еще грешниками. Вот пример противоположного суждения об одном и том же факте уче­ника Христова и того, кто сам себя называл антихристом. И наша совесть без тени колебания может стать на сто­рону суждения первого, человека, любившего Христа больше жизни своей. И не потому лишь признать истину в словах апостола, что для каждого верующего эти слова имеют исключительный авторитет, но и потому, что ина­че совесть наша никогда не судит. Раз отпадает понятие о жестокости Отца, а речь идет о свободном самопо­жертвовании Сына по воле Отца, то вопрос о смерти Невинного за грешного получает тот высший смысл само­отречения любви, которое является е.е первым законом. Большей любви нет, как та, когда кто-либо полагает жизнь свою за любимого. И если на протяжении многих веков истории, среди доносящихся из нее стонов обиженных и наглого смеха торжествующих, слышатся действительно великие слова и сияют истинно человеческие дела, то имена этих пророков и праведников в громадном большинстве случаев неотделимы от представления великих жертв, принесенных ими в мире. И эти жертвы еще более повышают их ценность в глазах тех, которые уже живут плодами их трудов и жертвами их любви, вызывают ту особенную благоговейную форму любви, которой челове­ческая совесть всегда окружает мучеников идеи. Можно, пожалуй, решиться на такое обобщение, что удел доб­ра и добрых страдать в жизни, страдать лучшему для худшего, совершенному для несовершенных. История хрис­тианства знает это, особенно при воспоминании первых веков и подвигов христианского миссионерства во все ве­ка. Но это ясно и вообще для каждого, не исключая лиц, возмущающихся в жертве Голгофской страданиями и смертью Невинного. Разрешите привести слова Ницше, где он говорит о своей любви к тому именно, кто гиб­нет для блага будущего человечества: "Я люблю тех, кто не умеет жить иначе, как чтобы погибнуть... .Я люблю тех, кто приносит себя в жертву земле, чтобы земля некогда стала землею сверхчеловека... Я люблю того, кто трудит­ся и изобретает, чтобы построить жилище для сверхчеловека и приготовить к приходу его землю..., ибо так хочет он своей гибели. Я люблю того, чья душа переполнена, так что он забывает самого себя... Я люблю того, кто сво­боден духом и свободен сердцем, так что голова его есть только внутренность сердца его, а сердце его влечет его к гибели". Так говорит Ницше словами Заратусгры, и эти слова напоминают новозаветный гимн любви, пола­гающей свою жизнь за спасение мира. Не миллионы только простых верующих сердец в умилении поклонялись безграничной любви, страдавшей за человечество, но и сам Ницше в минуту высокого поэтического вдохновения не мог мыслить спасителем человечества никого другого, как только самого лучшего, самого чистого, самого бо­гатого душевно и самого самоотверженного в мире. И воистину только такой мог спасти человечество и тог""о такому могло быть свободно отдано сердце человека.

Христос умер, чтобы жил человек. Искупление человека от греха, проклятия и смерти, удовлетворе»"« прешь Божией, примирение человека с Богом и все другие понятия, которыми выражается великая тайна слоо&«в «с шем бедном языке, все эти понятия включаются в одно общее — рождение нового человека, ожиюгвао&"« «ео- твого грехом. Иисус Христос есть Второй Адам (1 Кор. 15:45), родоначальник нового, спасенного Ив" -очсве-ествс.

"Восхотев, родил Он нас словом истины" (Иак. 1:18), все верующие являются возрожденными не от тленного семени, но от нетленного (1 Пет. 1:23). Это рождение нового человека и совершено Крестной Смертью и Воскре­сением Иисуса Христа. Все человечество до Христа представляется мертвым вследствие своей греховности и от­верженным от любви Божией (Кол. 2:13; Еф. 2:1). До Христа все человечество жило настолько, насколько было предызбрано ко спасению во Христе (Евр. 11:40; Деян. 13:48), и после Него только верующий во Христа имеет жизнь в себе (Ин. 3:36). "Христос умер за всех" (2 Кор. 5:15), "умер за грехи наши" (1 Кор. 15:3) и явился источ­ником новой, неумирающей жизни в человечестве (1 Фес. 4:14). Все в мире рождается от крови и плоти; все жи­вет жертвой и самоотречением других; всякая жизнь утверждается на умерших уже поколениях, растет по смерти. Болезнями, страданиями и смертью Христа рождено и новое человечество, и живет оно, питаясь от Крови и Пло­ти своего Родоначальника. Крестная смерть Иисуса Христа есть та жертва любви, без которой не может быть жиз­ни на земле, великая жертва любви Творца мира и Отца людей, соединившая этой любовью человека с Богом и являющаяся источником вечной жизни.

В этом сущность процесса нашего спасения во Христе, и здесь же ответ на вопрос о праве человека на та­кую жертву, о праве его пить Кровь и есть Тело своего Спасителя. Довольно красиво звучат фразы людей, гово­рящих с гордостью, что они не намерены получить жизнь и спасение, купленное такой дорогой ценой, что их нрав­ственное чувство не способно мириться с сознанием того, что наше благо является плодом величайших страда­ний и величайшей неправды в мире. Но эти слова — или красивая поза, объясняющая свое неверие, или же они результат недостаточного понимания отношения спасенного к Спасителю по евангельскому учению. Прежде все­го, о праве здесь вообще говорить трудно. Как можно говорить о том, имеет или нет дитя право на жертвы ро­дительской любви? Это есть ее дар, как и спасение во Христе есть дар Божественной благодати. На этот дар сер­дце верующего отвечает детской любовью и сознанием высокой ответственности перед Спасителем. Нравствен­ное чувство действительно говорит о безмерно дорогой цене, какой куплено для нас право называть и сознавать Бога Отцом, и это чувство является основой того отношения христианина к Спасителю, которое исключает речь о том, что мы лишены права на плоды такой жертвы. То верно, что дар Божественной благодати подается ради Иисуса Христа по вере в Него независимо от дел человека (Рим. 3:20-28). Но это не только не исключает такие дела, но предполагает живую неразрывную связь Спасителя со спасенным, союз любви между ними. А любовь да­ет право на всякую жертву, и та же любовь налагает обязанность также всякой жертвы. Союз любви — это тот, где любящий одновременно и принимает дар, и от себя приносит дары. Такой союз и у христианина со Христом. Христос дал миру полноту той любви, какую один может дать всем. И мир христианский принял эту жертву люб­ви, в ней имеет залог вечной жизни. Но, по глубоко верному суждению одного современного богослова, Кровь Христа не есть только теплый ласкающий дождь, омывающий душу и успокаивающий совесть человека. Но эта Кровь, вся Голгофская жертва Христа обязывает нашу совесть и волю нести крест Христов, идти по Его стопам, являться в мире Его последователями, носящими и Христово поругание. Нельзя забывать этой внутренней нравс­твенной стороны дела нашего искупления, которая с такой глубиной и последовательностью раскрыта апостолом Павлом. Разрешите привести несколько мест из его посланий, в которых он говорит об отношении спасенного к своему Спасителю. "Любовь Христова объемлет нас, — пишет ап. Павел, — рассуждающих так: если один умер за всех, то все умерли. А Христос за всех умер, чтобы живущие уже не для себя жили, но для умершего за них и воскресшего" (2 Кор. 5:14-15). "Но те, которые Христовы, распяли плоть свою со страстями и похотями" (Гал. 5:24). "Вы умерли, и жизнь Ваша сокрыта со Христом в Боге... Итак, умертвите земные члены ваши..., совлек­шись ветхого человека с делами ею и облекшись в нового, который обновляется в познании по образу Создав­шего его" (Кол. 3:3, 5, 9-10). "Иисус, дабы освятить людей Кровию Своею, пострадал вне врат. Итак, выйдем к Нему за стан, нося Его поругание, ибо не имеем здесь постоянного града, но ищем будущего" (Евр. 13:12-14). Подобными мыслями полны все послания ап. Павла, и сущность их, как ясно видим, в том, что любовь, соединяю­щая христианина со Христом, делает первого всегда участником жизни Христовой, Его страданий, смерти и, ко­нечно, последующей славы: "Если с Ним страдаем, с Ним и царствовать будем" (2 Тим. 2:12).