Андрей Кураев - Диспут с кришнаитами

Конечно, у вас гораздо больше опыт такого диалога, потому что отец Олег уже неоднократно посещал центры Сознания Кришны не только в России, но и на западе, поэтому ваш опыт превосходит наш. Поэтому мое понимание о глубине православной традиции дает мне право надеяться, что наш диалог пройдет более продуктивно. Но интересно, что когда представитель католической церкви приехал к нам на встречу, он практически озвучил все те же моменты, которые сейчас сказал отец Олег. И наша встреча проходила под таким девизом или заглавием: «Как нам воспринимать, как нам действовать по отношению к различиям, которые нас разделяют? И как нам научиться на основе таких различий создать платформу для взаимопонимания?» В наше время необходимость межрелигиозного диалога назрела и ни у кого не вызывает сомнений. Я недавно приехал с международного парламента религий. Это происходит раз в пять лет, довольно крупное событие, я только что вернулся с него. И необходимость животрепещущая крайне важного диалога подчеркивалась с самых высоких трибун у самых высокопоставленных глав различных конфессий мира. Когда к нам приехал представитель святого престола на встречу в Милане, то он в своем выступлении подчеркивал, каким образом к этому подходит католическая церковь. Он сказал, что в самой теологии католицизма заложена необходимость такого межрелигиозного диалога.

И, принимая во внимание богатства русской православной церкви и православного богословия, я могу предположить, что это дает более глубокие предпосылки для диалога, чем в католической церкви. И лично для меня, мне очень интересно попытаться узнать больше о вашей традиции, чтобы моя готовность к этому диалогу была также больше. И я поэтому хотел бы задать два вопроса, поскольку вы разбираетесь в этой ситуации гораздо глубже, чем я, объяснить ваш взгляд, взгляд русского духовенства на сам предмет межрелигиозного диалога, предпосылки, которые содержаться по отношению к этому предмету и ваш взгляд на саму суть этой проблемы. Мне очень интересно понять. Я бы хотел извиниться за то, что я не знаю русского языка, поэтому я хотел бы попросить говорить медленнее, чтобы перевод успевал за вами.

Свящ. О. Стеняев: Отец Андрей Кураев написал книгу, которая называется «Вызов экуменизму». В этой книге он очень детально рассмотрел, какие есть формы разных взаимоотношений и я с радостью предоставляю ему слово.

Диакон А. Кураев: Я думаю, что первое, что надо держать в уме при общении с людьми православной церкви — это то, что только человек, богословски неграмотный, может позволять себе фразы типа «отношение православной церкви к такому-то феномену», «мнение православной церкви по такому-то вопросу». Дело в том, что от имени церкви в целом может говорить только Собор. Когда, скажем, меня спрашивают, а что православные думают о сказках про Гарри Потера, я говорю: вы знаете, много чести для Гарри Потера, чтобы церковь о нем что-то думала. Речь может идти о моей позиции, о позиции какого-нибудь другого богослова или публициста.

Лично я могу начать вою речь фразой «учение православной церкви» только в том случае, если я дальше буду цитировать Символ Веры, в остальных случаях я должен буду говорить аккуратнее: по учению святого Иоанна Златоуста, по мнению святых отцов, по оценке какого-то богослова, по моему мнению. Хотелось бы еще раз подчеркнуть, что никто из сидящих не является сейчас официальным представителем нашей церкви. Что касается отношения к диалогу, я думаю, что мы согласны в том, что никто из нас не считает прозелитизм грехом. То есть для миссионера это естественная позиция.

У меня есть серьезная претензия к современному кодексу права, в том числе и в России, и в западном мире. Поскольку в России сказано, что запрещается проповедь религиозного, межрасового, национального превосходства. Про национальные отношения я сейчас не хочу говорить. Но жизнь религиозного человека, мне кажется, немыслима без ощущения превосходства своей религии. У меня такое ощущение, что мир религии — это мир человека. А люди — это не компьютеры, у них есть сердце, а не только разум. Наиболее развитые религиозные традиции мира как раз говорят о том, что Бог — это не предмет веры или послушания, а предмет высшей любви. А любовь это чувство предпочитающее и избирающее. Когда студент Ваня делает брачное предложение студентке Тане или Маше, то он тем самым оскорбляет всех остальных студенток. Потом для девчонок это еще на полгода предмет для сплетен: что он в этой Машке нашел, чем она лучше нас. А для влюбленного Вани это действительно «никто не сравнится с Матильдой моей». И так же для религиозного человека — он влюблен в своего Господа. И в таком священном и высоком эротическом безумии он готов об этом кричать с каждой крыши на каждом перекрестке. И поэтому я считаю, что это очень бесчеловечно то, что современное право запрещает людям признаваться в своих чувствах. Мне кажется, логичнее было бы в праве разрешить людям такого рода признание. Более того, законодательство, напротив, должно было бы зафиксировать право людей на защиту своей веры и своей позиции и на критику убеждений других людей. Но при одном условии: что, критикуя святыню другого человека, ты и свою святыню открываешь для критики. Своеобразие ситуации сложилось в связи с проникновением неоиндуистских групп в западную культуру. Проблема в следующем: структуры религиозного мышления, характерные для индийской религиозной культуры, имеют одну особенность, которая когда-то была характерна и для западной.

Но которая была утрачена позднее, под влиянием христианства. Я имею ввиду теологический инклюзивизм. С точки зрения индуизма или буддизма не бывает ложных богов, то есть при встрече с другой религиозной традицией, боги, почитаемые в данной местности, объявляются частным проявлением божества, которое исповедует миссионер. По этому принципу действуют проповедники индуизма, которые проповедуют в Индостане племенам, которые ничего не знают о Ведах. Местные божества или объявляются вторичными божествами в пантеоне той религии, от имени которой ведется миссия (в данном случае ведической) или же высшее Божество племени объявляется инобытием Бога, единого изначального Бога, от имени которого говорит миссионер. Соответственно в рамках индийской культуры происходило взаимное обращение Будды в религию вайшнавов и Кришну буддисты точно также объявляли одним из воплощений Будды. Но для библейского эксклюзивистского мышления, такая тактика является чем-то новым и неприемлемым. С другой стороны, здесь есть расхождение в реакции на такой стиль проповеди между людьми действительно библейской традиции, то есть людьми, которые живут религиозной жизнью, и светской интеллигенцией западного мира, то есть светски настроенные люди, когда начали слышать такого рода заявления из уст прежде всего теософов, а позднее различных неоориентальных культов, то светские интеллигенты увидели в этом удивительное проявление терпимости и открытости. Но для и именно в таком качестве презентуют эту свою миссионерскую позицию проповедники неоиндуизма в западном мире. То есть здесь происходит некая сознательная адаптация к ценностям принципам секулярного западного общества. Но в то же время, с точки зрения религиозных людей запада, напротив, эта позиция, скорее, неидеологичности и нетерпимости. Для христиан, эта позиция, когда Христос — это один из адептов Будды или Кришны, или гималайских Махатм. Для христиан это выглядит как кощунство, как кража нашей святыни, как попытка приватизировать нашу святыню и заставить ее служить для пропаганды совсем другой системы ценностей. Вот отсюда и разница в реакции у светской прессы, университетских кругов Запада и России на неоориентальные группы и другой, более полемической, реакции со стороны христиан.

Читать дальше