Сергей Мансуров - Очерки по истории церкви

Так что уже начиная с первой половины II в. язычники (Цельс, который, по словам Оригена, жил и наблюдал христиан в царствование Адриана, 117–134 гг., и позднее) не без язвительности, но, конечно, преувеличивая, замечали: «После того как ( христиане ) распространились во множестве, среди них появились снова отдельные партии и секты — каждый желал найти себе собственных последователей; они снова отделяются от большинства (как раньше христиане от евреев. — С. М.) и затем осуждают друг друга, так что, можно сказать, уже не имеют между собою ничего общего, кроме только имени» [128] Ориген. Против Цельса, III, [10,] 12. . И это в то время, когда языческое общество начало присматриваться к новому учению и повело с ним борьбу, а христиане призывались спасать и обновлять объятый грехом мир.

Наоборот, само язычество ко II в. как-то подтянулось. Языческая государственность переживала период какого-то оздоровления. Один за другим, начиная с Траяна и кончая Марком Аврелием, у кормила правления становились выдающиеся люди, просвещенные, образцовые государи, охранители лучших римских традиций, заботящиеся о благе государства. Они все единодушно, вместе со всем просвещенным языческим обществом, с презрением и подозрительностью смотрели на «упорное суеверие» преимущественно «темных людей», на веру, которая больше всего привлекала разный мелкий люд — ткачей, шерстобитов, портных, а также женщин — всякий «темный» народ, способный верить, но не способный мыслить. Где тут, казалось, христианству поколебать весь этот прочный и уверенный в себе языческий мир? Как было даже устоять в борьбе? Казалось, несколько крепких ударов мощного Римского государства и несколько снисходительности к отпадающим, и должно рассыпаться все это «плохо организованное» и «непросвещенное» движение «восточного суеверия». Так думал, например, умный Плиний Младший, правитель Вифинии.

Однако, после ста лет узаконенного преследования, Тертуллиан, обращаясь к язычникам, мог писать: «Везде горько жалуются, что люди всякого возраста, пола, звания во множестве стекаются, чтобы вступить в их общество. Неужели же не приходит вам на мысль, что в религии нашей должно заключаться какое-нибудь сокровенное благо?» — и сокровенная сила, прибавим мы, несмотря на слабость христиан.

Прошло еще сто лет. Отдельные преследования христиан превратились во всеобщие и повсеместные гонения. Христианство окончательно восторжествовало. У Господа оказались свои пути борьбы, спасения и обновления Церкви и человечества. Пути дотоле человечеству неизвестные.

Невольно возникает вопрос: нет ли какой сокровенной связи между преследованием и торжеством христианства?

Не потому ли христианство победило, что его сила и «сокровенное благо», о котором говорит Тертуллиан, не оскудевает в преследованиях, а наоборот, судя по плодам гонений, растет? Не заключен ли в природе подлинного христианства рост через страдание, борьбу и подвиг? И крест не залог ли его победы? «Для чего я сам себя предал на смерть, в огонь, на меч, на растерзание зверям? Нет, (не напрасно), — восклицает по собственному опыту святой Игнатий Богоносец, который один из первых вступил в борьбу и удостоился, по его словам, послужить к славе Божией. — Кто подле меча — подле Бога, кто посреди зверей — посреди Бога; только бы это было во Имя Иисуса Христа. Чтобы участвовать в Его страданиях, я терплю все это, и Он укрепляет меня» [129] Послание к Смирнянам, 4. . В. своих страданиях христиане приближались к Богу, и Бог был подле них, а это было целью их жизни и их сокровенной силой. Углубившись опытно и умозрительно в законы жизни христианской, святой Игнатий приходит к такому выводу: там нет подлинной жизни Христовой, где нет по крайней мере готовности добровольно умереть по образу страдания Его [130] Послание к Магнезийцам, 5. . Вот почему мученичество, аскетизм, вольное и невольное страдание и подвиг — условия очищения и роста христианского духа, сближения неба и земли. Нужно присмотреться к личности и мысли святого Игнатия Богоносца, второго после апостолов епископа Антиохии Сирийской, чтобы многое понять в жизни Церкви II и III веков, да и вообще в жизни церковной всех веков.

И словом, и примером святой Игнатий был вестником победы христианства в завязавшейся борьбе. Враг еще только начал свое нападение, а святой Игнатий своим личным подвигом и своим словом дал противнику лучший ответ, разрушающий козни «князя века сего». Господь дал Церквам в тяжелую минуту в лице святого Игнатия лучший пример и руководство. Святой Игнатий силою пламенного духа, в нем раскрывшегося, показал, что должным образом принятое гонение, со всеми его ужасами, вплоть до смерти, не только не ослабляет христианства, но служит лучшим для него путем очиститься и достигать своего высшего сокровенного блага — достигать Христа (см. его Послание к Римлянам). Христиане — «ветви креста».

А Богом внушенный завет, который святой Игнатий оставил Церквам, идя на смерть при трепетном внимании всей Церкви, устранял самое уязвимое, что было в христианском обществе. Идя на смерть, он писал Церквам: «Дух возвестил мне, говоря так: Без епископа ничего не делайте, любите единение… бегайте разделений» (Филадельфийцам, 7). Против попыток внести в Церковь разделение — дух мирского умствования и любоирения философских школ с плодами его — ересями и расколами, — он научал «во образ нетления», т. е. отражал на земле вечное Божественное единство, призывал сплотиться вокруг достойных иерархов, обретать путем деятельного послушания епископам, пресвитерам, диаконам таинственное евхаристическое единение во Христе, «лучше которого ничего нет», ибо «полезно вам быть в невозмутимом единении между собой, чтобы всегда быть и в союзе в Богом» (Ефесянам, 4), наслаждаться «миром в плоти и крови и страдании Иисуса Христа» (Приветствие Траллийцам).

Той части христианства, которая пошла по следам святого Игнатия и крепко держалась церковного пути, нечего было опасаться. По слову святого Игнатия, она могла выдержать «всякое насилие князя века сего и, избежавши его, приблизиться к Богу» (Магнезийцам, 1). Победа ей была во веки обеспечена. Гонение приближало ее к цели, отрывало от мира, соединяло с Богом. Отпадения были для нее, по выражению святого Игнатия, «очищением» (Филадельфийцам, 3) от неверного и слабого — укрепляло внутреннее единство.

Так повернуть острие опасности, которая, казалось, грозила гибелью христианства, было делом, над которым прежде всего потрудились малоазийские учители во главе со святым Игнатием и святым Поликарпом Смирнским. Они подготовлены были к тому самими апостолами. По словам Златоуста, святой Игнатий «близко общался с апостолами… с ними воспитывался и везде при них находился, имел общение с ними и в речах и в неизреченном» [131] Творения, т. II. Похвала святому Игнатию. — Прим, автора . — См. Творения святого отца нашего Иоанна Златоуста, архиепископа Константинопольского, в русском переводе. Г. 2. Кн. 2. СПб., 1896 (репринт — М., 1994). — Ред. .