Иоанна Кудашева - Шачи-сута. Его убили за веру

«ОН ПОГИБ В ЛАГЕРЕ!»

«ОСВОБОДИТЕ ВЕРУЮЩИХ ХАРЕ КРИШНА!»

«ЕГО УБИЛИ ЗА ВЕРУ!».

Дело о смерти Саркиса Оганджаняна было взято для расследования.

1 февраля 1988 г. верующие Харе Кришна встретились с начальником приёмной Верховного суда СССР Мосиной И. Н. Они сообщили ей о трагической гибели в зоне С. Оганджаняна, об изуверском убийстве в тюремной камере А. А. Айрапетяна и смерти М.Г. Экомкочана в Советашинской психиатрической больнице г. Еревана в июле 1986 г.

Все они оказались жертвами беззакония, творимого на местах по отношению к верующим Харе Кришна.

— Каждое утро Шачи-сута один убирал алтарную комнату. Мыл все очень тщательно, передвигая мебель, и постоянно пел при этом мантру Харе Кришна. Одновременно с этим в огромных казанах на плите он готовил прасад (вегетарианскую пищу, которая готовится с соблюдением особых стандартов чистоты) для преданных. Помыв алтарную, он ставил казаны перед алтарем и предлагал свое скромное подношение. Пока прасад предлагался он снова пел. Затем звал преданных:

— Дорогие братья, прасад! Кушайте, пожалуйста, пока горячая каша. Кушайте — это милость Господа.

Часто Камала-мала дас старался усадить Шачи-суту поесть вместе со всеми:

— Дорогой Саркис, ты садись, садись. Садись лучше. Давай, я положу тебе прасад.

Когда Шачи-сута присаживался, Камала-мала накладывал ему огромную порцию горячей каши и, видя расширевшиеся от удивления глаза Шачи-суты, участливо спрашивал:

— Что много? А я думаю, не много. Ты ешь, дорогой Саркис. Ешь, пока есть. А то потом наступят тяжелые времена, может попадем в тюрьму и будем тогда вспоминать об этом прасаде и будем сожалеть, что так мало ели.

Впервые я увидел Шачи-суту в январе 1985 года. Помню, я лежал тогда дома у Камала-малы с воспалением легких. Они пришли вместе с Сарвабхавана дасом. Камала-мала говорил очень серьезные для начинающих вещи и мне все время казалось, что они не поймут. Но я ошибся. Они были в восторге и в тот же день бросили курить гашиш. С индийской философией они были уже знакомы, правда из оскверненного источника — от имперсоналистов. С принципами ахимсы (ненасилия) тоже и потому были вегетарианцами. Шачи-сута и Сарвабхавана были родом из одной и той же деревушки Мегре, одноклассниками и неразлучными друзьями. Вместе служили в армии. В армии очень трудно не есть мясо, но они принципиально не ели его. Из-за этого Шачи-суте постоянно приходилось терпеть побои от солдат и офицеров, а Сарвабхавана однажды офицер избил так, что у него начал косить глаз. Я поражался — откуда у людей такая вера? Ведь тогда они еще не были знакомы с Сознанием Кришны. Отличительной чертой Шачи-суты было, что он всегда говорил очень мало и никогда не сидел без дела.

Вставал Шачи-сута обычно очень рано и сразу же начинал повторять или напевать мантру. Чтобы он ни делал — мыл алтарную комнату, готовил, перемывал посуду — он постоянно напевал Харе Кришна.

Однажды после завтрака случилась забавная история. Шачи-сута поел первым, встал и, по обыкновению напевая мантру, пошел в ванную мыть посуду. Помыв посуду, он увидел таз с замоченными брюками. Это были мои брюки. Он постирал их, выжал и аккуратно развесил на веревке.

Я пришёл следом, увидел брюки, аккуратно висевшие на верёвке и всё понял:

— О прабху, Саркис, зачем ты это сделал? Зачем ты постирал мои брюки?

Он на это ничего не ответил и лишь застенчиво улыбнулся.

— Шачи-сута всегда с большим удовольствием служил преданным. Крупный как слон, высокий, тихий, одновременно он был скромным, не видным и не слышным. Он все время что-то делал. Он был очень смиренным. Все удивлялись его смирению. Но он пришел с этим качеством. Говорил он очень мало и могло сложиться впечатление, что у него нет особых чувств к практике и вообще к чему-либо. Но на самом деле он так привязался к Кришне и своему духовному учителю, что непрерывно воспевал Святые Имена Господа. Прежде я никогда не видела такого. Преданные иногда сравнивали его с современниками и последователями Господа Чайтаньи. Но пел он очень нескладно. Однажды я очень прямо сказала ему об этом:

— Саркис, ты так нескладно поешь! Тебе нужно научиться петь! Купи себе магнитофон, вставь кассету и очень внимательно подпевай. Такты скоро научишься петь.

Ответ Шачи-суты был поразительным.

— Да, что вы? Как я куплю магнитофон, когда сейчас так нужны деньги на печатание книг.

Как он сказал это! Боже! Его искренности не было границ. Я буквально влюбилась в него.

— Саньяса! Саньяса! Какой это удивительный мальчик! Откуда он?

Саньяса ответил:

— Да, он удивительный. Он пастух. Он приезжает из своей деревушки Мегре только по воскресеньям. А сегодня он приехал и пожертвовал мне 2000 рублей на печатание книг. Он очень любит книги Прабхупады.

Через какое-то время меня повезли на квартиру, где печатали книги. Туда брали не всех, соблюдали строгую конспирацию. Квартира находилась в одном из больших многоэтажных домов. Листы бумаги завозили в лифте, работал целый цех, на кухне в больших котлах готовился прасад.

Меня провели к Шачи-суте, как бы в помощницы, и я спросила что мне делать? Он по обыкновению, на очень простом языке, объяснил:

— Вам нужно будет сделать вот что — брать готовую обложку и вставлять в нее книгу. Потом соединять. Только сделать нужно все ровно. Иначе придет Саньяса и будет недоволен.

Затем Шачи-сута немного помолчал и добавил:

— Наши книги должны быть очень хорошие, лучше всех остальных, лучше других..

Сам Шачи-сута делал самую сложную работу. Он обрезал готовый экземпляр новенькой «Бхагавад -Гиты» хорошо наточенным ножом. Это было трудно, но он делал это с полной самоотдачей, с его лба градом катился пот.

— Шачи-сута буквально изнурял себя тяжелым трудом. Я часто говорил ему:

— Саркис, дорогой, отдохни немного. Ты уже столько часов работаешь. Посмотри, опять руки в кровь истер.

Шачи-сута смотрел на распухшие и отекшие руки и смиренно улыбался:

— Ничего, Гагик, зато сколько книг готово. Завтра распространять будем. Мне много надо, чем больше книг, тем лучше.

Тогда я опять спрашивал:

— Может прасада хочешь? Давай принесу. И я с тобой. Давай ?

— Ну давай! Кто же от прасада откажется — это же милость.

Я уходил и возвращался с наполненными прасадом тарелками.

— Вот Саркис, кушай дорогой, кушай. Прасад у тебя замечательный. Никогда я не ел ничего вкуснее. Хотя это простая пшенка, но она такая вкусная.