Иоанна Кудашева - Шачи-сута. Его убили за веру

Преданного сажали на стул и продолжали допрос «по-дружески» мягко, как бы желая добра.

— Да пойми ты, дурья башка, ведь с тебя нужно совсем не много. Сущий пустяк — где ты брал книги или кто тебе их приносил?

Ответ был один:

— Харе Кришна!

Тогда взбешенный следователь со всей силы пинал по стулу. Я падал на пол. Меня начинали пинать сапогами. Оставалось только повторять мантру. Затем поднимали и сажали к стене:

— Ты уйдешь отсюда завтра же. Я отпущу тебя. Ты знаешь, где печаталась литература. Чего стоит твое упрямство? Завтра ты будешь на свободе. Ну ...

— Харе Кришна! Харе Кришна!

Терпение следователей было на пределе, к лицу уже подносили раскаленную электрическую плитку. Все, что мы могли делать — это только повторять: «Харе Кришна!» Это укрепляло веру, Кришна становился ближе. Предать Его мы не имели ни права, ни малейшего желания. Мы знали, что по нашему поведению будут судить обо всем учении и его последователях. Следователи легко меняли пытку на пытку:

— Значит бесполезно. Хотя жжет сильно! Попробуем ещё раз...

Телесные муки были просто невыносимыми. И хотя мы теоретически хорошо знали, что мы не тело, а душа, терпеть боль было выше человеческих сил. Следственная комната оглашалась дикими адскими воплями и криками.

Шачи-сута сидел в камере. Через бетонные тюремные стены были слышны истошные крики Сарвабха-вана. По телу, непроизвольно то и дело, пробегали мурашки и волосы на голове вставали дыбом. Даже убийцы, бандиты и другие заключенные не могли спокойно этого выносить.

— Это твой орет? — спрашивали они.

— Да, мой друг, Гагик.

— Матерый, наверное?

— Нет, что вы? Мы не преступники, мы верующие, вы же знаете. Мы с Гагиком всю жизнь вместе — учились, служили, даже в тюрьму вместе попали.

Через пытки проходили все преданные. Несмотря на изуверские избиения и использование раскаленых предметов, услышать что-нибудь, кроме маха-мантры, людям в погонах и красных звездах так и не удалось.

Условия содержания в тюремных камерах тоже были жесткими. Из еды приносили только баланду.

Заключенные брали порции. Первое время Шачи-сута вставал из-под одеяла и тоже шел за пайком.

— Мне только хлеб. — Шачи-сута смиренно протягивал руку за куском хлеба.

Но надсмотрщик препятствовал:

— Нет, ты бери всё! Шачи-сута мягко отказывался:

— Я это не ем. Я просто не могу это есть. Тогда милиционер давал знак тюремщикам:

— Гляди, какой принципиальный нашелся. Мы едим, а он не ест!

-А ну ешь!

— Я не могу есть мясо! Это труп. Я не буду!

— Не будешь? А это мы сейчас посмотрим. А ну ребята, давай мы его из ложки покормим ...

— Нет, нет. Что вам от этого? Зачем вы?

Затем раздавался громкий шум побоев. Когда все заканчивалось, Шачи-сута забирался под свое худое одеяло и повторял имена Кришны.

Когда паек приносили в следующий раз, он уже не вставал. Кто-нибудь из заключенных брал хлеб и кидал ему:

— Держи свои 400 грамм...

Шачи-сута брал хлеб, предлагал и с жадностью кушал. Заключенные неодобрительно качали головой: «За что сидит — непонятно... Почему не ест — непонятно... Ненормальный какой-то.....»

Затем приходил очередной милиционер:

— Оганджанян Саркис.

— Огаджанян!

- Эй, чокнутый! — кто-то из заключенных толкал Шачи-суту в плечо ...

— Тебя!

— Пройдемте.

Во время допроса следователь, как всегда, пытался найти слабые человеческие места. Пускалось в ход тонкое знание человеческой психики:

- У вас, молодой человек, совсем не длительный срок. Но таким как вы в тюрьме тяжело. Не так ли? Зачем же вам все эти страдания? Вы так молоды. Сколько вам лет?

— Почти 23.

- Почти 23. Скажите, а зачем вы отказались от еды?

— Я не отказывался. Я ем хлеб!

— 400 граммов хлеба для такого парня. Не маловато ли? Через неделю вы просто будете с ног валиться. А через две начнете падать в обморок. Хотя у вас есть возможность все исправить и выйти на свободу. Нужно только заполнить некоторые бумаги. В сущности все уже готово. Вам нужно поставить подпись. Только подпись. Вот посмотрите, молодой человек... Вот здесь...

— О! — Шачи-сута только качал головой. — Такая непомерно дорогая свобода ...

- Ну где же она дорогая? Всего лишь росчерк на листе бумаги.

Следователь держал ручку наготове. Он терпеливо ждал. Шачи-сута снова качал головой:

- Росчерк... отвергающий Истину, отвергающий Кришну.

— Да, что вы в самом деле! Как глупо! Неужели вы и вправду верите в этот бред — Бог, душа? Мало ли что написано в ваших книгах? Вы взгляните на вещи трезво. Вы — это вы. Вас можно видеть. С вами можно разговаривать. Вы вот он. И вам, милый мой, дана одна жизнь. Так зачем вы добровольно меняете её на страдания?

Шачи-сута молчал. Следователю на какое-то время начинало казаться, что ему удалось переубедить Саркиса. Уверенный в своей правоте, он продолжал:

- Что дала вам ваша вера? Ведь вы стали белой вороной! Преступником! Человеком без будущего! Бог — это хорошая сказка для выживающих из ума старух. Но вы молодой и здоровый юноша. Неужели у вас нет веры в себя и свои силы. Зачем вы ищете кого-то? Все еще можно исправить. Ваши родные будут счастливы вашему освобождению. Наше государство прощает ошибки. Мы пойдем вам на встречу. Мы поможем вам найти свое место в обществе. Я вижу мне удалось вас убедить. Если это так, я очень рад. Вот ручка, вот бумага. Вот здесь нужно расписаться.

Шачи-Сута медленно открыл глаза, как бы очнувшись от забытья. «Неужели этот человек действительно мог подумать, что я откажусь от Кришны, от моего дорого гуру-маха раджа, от самых лучших в мире людей — преданных, от такого сладкого святого имени, от своей вечной души... Для чего тогда жить..? Зачем тогда жить..?»

К крайнему удивлению следователя, он был непреклонен:

— Я все же думаю, что Бог есть и каждый из нас есть душа. И забота о душе важнее заботы о теле. И всё, что в этой жизни ценно и нужно — это идти к Богу, идти домой.

После этой фразы глаза Шачи-суты снова закрылись, а следователь молча опустил ручку в папку и захлопнул ее:

— Ослиное упрямство. Я давал вам шанс, но вы его не захотели взять. И всё, что вас ждет — это Сибирь! И отбывать свой срок вам придется до последнего дня!

Шачи-сута отбывал наказание в исправительно-трудовой колонии общего режима ИТК 25/7 где-то в Оренбургской области. Он очень ослаб за время проведенное в зоне. Баланду он так и не брал — там всегда было что-то из убойных продуктов. Постоянно приходил к кухне и переворачивал пустые ящики в поисках картошки и хоть каких-то овощей. Если удавалось что-то найти, садился, доставал полкусочка хлеба, предлагал все это и ел. Хотя сидеть долго не давали. Надзиратели грубо окрикивали его: