Рафаил Нойка - Жизнь по Слову, данному нам от Бога

«Я в шутку говорю так: „Господи, сохрани мой — наш дом“. Мой — наш дом! Если это дом, данный мне Богом для спасения, то можно сказать, что это „мой дом“, а можно говорить, что это и „наш дом“. Итак, мой — наш дом». (Софроний (Сахаров), архим., Духовные беседы, Эссекс — Москва, 2003, Т.2, С.192).

«Когда посещают нас плохие мысли о ком бы то ни было, боритесь с этой худой мыслью о брате вашем или сестре вашей! Тогда вы сохраните единство жизни, единство любви в Духе Бога нашего. Люди не знают того, что когда они помышляют что‑либо недоброе, будучи у себя в углу, в своей „берлоге“, то они разрушают великое тело всего человечества. От этих дурных мыслей и негативных расположений к брату сам человек разбивается и чувствует свое несчастье (…) Всякая недобрая мысль, которая появится во мне, все‑таки отразится негативно на моих отношениях. Сердце другого человека ощущает эту недобрую энергию (…) Тогда утверждается неприязненное отношение и может доходить до страсти» (Софроний (Сахаров), архим., Духовные беседы, Эссекс — Москва, 2003, Т.2, С.190).

1Кор. 14, 32.

1Кор. 14, 33.

Старцу по нужде скита надлежало послать кого‑то из своих монахов в близлежащее селение, где была опасность падения в блуд. Ученик знал это. Авва Дорофей пишет: «Обратите же внимание на смирение и благочестие обоих. Они были в стесненном положении, и старец хотел послать брата к служившему им, но не сказал: „пойди“, а спросил его: „хочешь ли идти?“ Также и брат не сказал: „пойду“, но отвечал ему: „как ты желаешь, отче, так и сделаю“, ибо он боялся и соблазниться, и ослушаться отца своего. Потом, когда нужда еще более стеснила их, старец не сказал ему: „уповаю на Бога моего, что Он сохранит тебя“, но: „уповаю на молитвы отца моего, что Бог сохранит тебя“. Также и брат, когда увидел себя в искушении, не сказал: „Боже мой, спаси меня“, но — „Боже! молитв ради отца моего, спаси меня“. И каждый из них уповал на молитвы отца своего» (Преп. авва Дорофей, Душеполезные поучения, Москва, Правило веры, 1995, С. 43–44).

Ученик пошел в мирское селение, и там с ним случилось искушение — дочь человека, к которому он пришел, побуждала его к совершению греха. Он только сказал: «Боже, молитвами отца моего спаси меня», и тотчас очутился на пути в скит, идя к своему отцу (Преп. авва Дорофей, Душеполезные поучения, Москва, Правило веры, 1995, С.43).

«Блаженный Старец различал два рода смирения: аскетическое и Божественное. Незадолго до его кончины, на мой вопрос: „Старец, Вы хотите умереть?“ — он ответил: „Я еще не смирился“. У меня нет сомнений, что он имел в виду неописуемое Христово Божественное смирение, которого он никогда не мог забыть… Старцу Силуану в начале его монастырской жизни явил Себя Господь в великом Свете… Тогда „познал он Бога Духом Святым“; тогда ему было дано насладиться „неописуемым Христовым смирением“, и он стал молиться за весь мир, как за самого себя. Нет нужды говорить, что это духовное состояние идет далеко за пределы человеческой этики; что ему, Старцу, дано было жить в сфере сего Света, дышать воздухом горнего мира» (Софроний (Сахаров), архим., Видеть Бога как Он есть, Эссекс, 1985, С. 199–200).

См.: «Петр сказал Иисусу: Наставник, хорошо нам здесь быть; сделаем три кущи: одну Тебе, одну Моисею и одну Илии, — не зная, что говорил» (Лк.9,33).

Архимандрит Сименон (Брюшвайлер), насельник монастыря святого Иоанна Предтечи, преставился 20 августа 2009 года.

Монахиня Елизавета скончалась через две недели после преставления старца Софрония 11 июля 1993 года.

Софроний (Сахаров), архим., Преп. Силуан Афонский, СТСЛ, 2010, С.454.

Софроний (Сахаров), архим., Преп. Силуан Афонский, СТСЛ, 2010, С.238.

Отец Софроний пишет: «Когда он говорил: „…окаянная душа моя снидет во ад…“, то это не были только слова, но и подлинное переживание адских страданий, которые привились его сердцу, так что он мог сознательным внутренним движением духа возобновлять их в себе иногда в большей, иногда в меньшей степени. И когда огонь адского мучения производил искомое действие, т. е. убивал страстный помысл, тогда общей губительности этого огня он противопоставлял спасительное действие любви Христовой, которую тоже знал и носил в сердце своем. Этому деланию он научился, получив ответ: „Держи ум твой во аде, и не отчаивайся“. Первою частью своей „любимой песни“ он погружался во ад, второю — возвращаясь к памяти любви Божией, он избегал отчаяния: „…и не отчаивайся“» (Софроний (Сахаров), архим., Преп. Силуан Афонский, СТСЛ, 2010, С.238).

См.: «Истинная молитва к Богу истинному есть общение с Духом Божиим, Который молится в нас; Он дает нам знать Бога; Он возводит дух наш в состояние созерцания вечности. Как сходящая Свыше благодать, молитвенный акт превышает наше земное естество, в силу чего ему противится тленное тело, неспособное к восходу в сферу духа; противиться интеллект, бессильный вместить беспредельность, колеблемый сомнениями, отталкивающийся от всего, что превосходит его разумение. Молитве сопротивляется социальная среда, в которой мы живем, которая организовывает свою жизнь с иными целями, диаметрально противоположными молитве. Молитву не терпят неприязненные духи. Но только она, молитва, возрождает тварный мир из его падения, преодолевая его косность и инерцию великим напряжением духа нашего в следовании заветам Христа». (Софроний (Сахаров), архим., О молитве, Эссекс — Москва, 2002, С.9.)

Пс. 26, 6.

Ср.: Молитва святителя Филарета Московского: «Господи, не знаю, чего мне просить у Тебя. Ты один ведаешь, что мне потребно. Ты любишь меня паче, нежели я умею любить Тебя. Отче, даждь рабу Твоему, чего сам я просить не умею. Не дерзаю просить ни креста, ни утешения: только предстою пред Тобою. Сердце мое Тебе отверсто; Ты зришь нужды, которых я не знаю. Зри и сотвори по милости Твоей. Порази и исцели, низложи и подыми меня. Благоговею и безмолвствую пред Твоею святою волею и непостижимыми для меня Твоими судьбами. Приношу себя в жертву Тебе. Нету у меня другого желания, кроме желания исполнять волю Твою; научи меня молиться; Сам во мне молись! Аминь».

«…Возраст мой приближался уже к семнадцати или восемнадцати годам — трудно сказать с точностью. В те годы я читал книги о буддизме, йогах и другие мистические книги. И мне показалось, что Евангелие менее глубоко, чем другие учения. Мне подумалось, что Евангелие говорит: „Люби Бога и ближнего!“ Я думал: „Это — психизм, тогда как другие учения говорили об Абсолюте Сверхличном“. Поскольку я очень любил молиться, то эта молитва сохранила мою любовь ко Христу, то есть я не отверг старое, но новое показалось мне более глубоким» (Софроний (Сахаров), архим., Письма в Россию, Москва, 2003, С.22).