Софроний Сахаров - Подвиг богопознания. Письма с Афона (к Д. Бальфуру)

Я беспокоюсь тем, что ты пишешь насчет твоей неустроенности во внешнем отношении. Полагаю, что близость к монастырю и зависимость от него тебе тягостны. Если тебе нужны деньги, чтобы устроиться, пиши мне…

Часто думаю о тебе и молюсь о тебе каждый день. Очень хочется с тобой повидаться. Не знаю, причинит ли тебе лишь скорбь и недоумение перемена в моих убеждениях, в моем образе жизни. Помолись о просвещении ума моего. Одного только желаю — познать истину, жить в Боге, готовиться к жизни вечной. Жизнь проходит; мне 43 года. Стремление что-нибудь создать в смысле ученого труда или вообще в миру все больше и больше уходит от меня; нет у меня желания стать кем-нибудь или чем-нибудь в мирском смысле. Смертная память и «жажда подлинного бытия» меня не покидают. Однако беспокойства о состоянии своей души, чувства трагического характера человеческой духовной жизни, тревоги о спасении, чувства надобности подвига и аскетизма — все это так же от меня упало. Внутренно я совершенно спокоен; мой образ жизни трудовой, скромный и довольно трезвый, но совсем не аскетический; главное мое стремление, главный интерес в жизни — «уйти внутрь», как ты сам пишешь о себе. Но занимаюсь этим спокойно, мерно, флегматически. Я, быть может, вернулся к своей английской натуре, о чем и не сожалею, ибо нет внутренней свободы и истинного познания себя в старании приспособляться к чужому быту, поверхностно притворяться русским или греком. Быть может, ты скажешь, что я в прелести и заблуждении. Я готов слышать со вниманием твое мнение.

Жду от тебя письма. Хочется переписываться, хотя я сам с трудом берусь за писание… Молись, молись обо мне, грешном.

Твой брат о Христе, зовущий себя теперь опять Давидом, но для тебя еще

Димитрий

О богословском «наступлении — самозащите» отца Софрония. О постепенном возвращении. О неотступном промысле Бога

Афины,

16 октября 1945 г.

Дорогой о Христе брат,

отец Софроний — благослови.

Недавно вернувшись из Лондона, куда я уехал 7 сентября, я нашел твое длинное письмо [428]… Хорошо, что ты не приехал сюда, чтобы поговорить со мною. Не только я отсутствовал бы, если бы ты приехал в сентябре, но если бы ты видел, как я занят, то есть весь день и иногда половину ночи, ты бы понял, что мне почти некогда долго говорить ни с кем. Кроме этого, где ты бы жил, чем питался бы и как бы вернулся? Хотя ничего твердого не смею обещать, я постараюсь приехать к тебе в ноябре. Не беспокойся. Не покидай Афон, где дышишь чистым духовным воздухом.

Твои письма были полезны, хотя не могу скрыть от тебя, что на меня они произвели впечатление, что ты сам не совсем уверен в своих убеждениях, а пишешь отчасти, чтобы себя самого убедить. Наступление ведь самая легкая самозащита. Видно, соблазнился ты обо мне. Но я никак не хочу уговаривать тебя: писал лишь в порядке самообъяснения и духовной исповеди. Не нужно обо мне беспокоиться.

Не хочу я быть тебе причиной скорби. Идет процесс в моей душе, и хотя не думаю, что наши мировоззрения будут когда — либо вполне совпадать, пока живем на земле (ибо к той же цели идем именно различными путями), но все-таки, когда я получил последнее твое письмо, я уже стоял поближе к тебе и написанное тобой было отчасти уж излишним.

Никогда не перестану смотреть на тебя, как на дорогую часть собственной своей души. Я привык прибегать к тебе как к духовному учителю и советнику. Господь меня привел к тебе, когда нужно было, и ты дал мне, не щадя, то многое, которое от Него и получил. Но при всей искренней любви и благодарности я не могу следить за тобой во всем. Я был для тебя бременем почти невыносимым, а теперь ты освобожден от него. Не мучайся мною: сними с себя это бремя и не старайся его носить. Пред Богом свидетельствую, что в этом году мне дано было новое, благотворное руководство еще более неожиданным и явно богопромыслительным путем, чем когда я встретил отца Силуана на пристани, а он предсказал, что найду и другого, которым оказался ты. Как это случилось, не могу тебе писать пока, ибо не имею права. Не теряй же веру в Божий промысл даже ко мне, грешному. Будь братом и доброжелателем, спутником и молитвенником, но не печаль себя недоумением и чувством ответственности за меня.

С многим из написанного тобой я согласен: например, что нахожусь лишь «в начале», что остался до сих пор лишь ἀρχάριος [429]. Согласен насчет «отрицательного» аскетизма, но ношу такое тяжелое бремя работы, что принужден считать его своим малым подвигом: оно все равно лишает меня и возможности, если бы я и хотел, развлекаться много, как «светский человек», и наслаждаться миром.

Верь в мою любовь и не соблазняйся моим молчанием. Сам, не имея время, чтобы писать, я боюсь, что напишешь ряд длинных писем, на которые долго не отвечу, и что мое кажущееся равнодушие тебя огорчит. Ибо писать много не могу и не буду…

Часто думаю о тебе, часто молюсь. Хочется тебя повидать.

Недостойный меньший брат твой

Давид — Димитрий

Архим. Софроний. Письма в Россию. М., 1997. С. 19.

Архим. Софроний. Письма в Россию. М., 1997. С. 22.

Он же. Преподобный Силуан Афонский. Эссекс, 1991. С. 20, 59, 89 и т. д.

Он же. Письма в Россию. С. 28.

Архим. Софроний. Письмо к Д. Бальфуру от 31 октября 1961 г. // Archive of the Gennadeios Library, Athens. G 2.

Мф.5:14.

См.: Мф.25:18.

Мф.5:15.

Мф.5:16.

Архим. Софроний. Письмо № 18 к Д. Бальфуру от апреля 1934 г. (G 1: В–19).

См.: Бальфур Д. Письмо к отцу Софронию от 27 сентября (10 октября) 1932 г. // Archive of the Monastery of St. John the) См.: Бальфур Д. Письмо к отцу Софронию от 27 сентября (10 октября) 1932 г. // Archive of the Monastery of St. John the) См.: Бальфур Д. Письмо к отцу Софронию от 27 сентября (10 октября) 1932 г. // Archive of the Monastery of St. John the) См.: Бальфур Д. Письмо к отцу Софронию от 27 сентября (10 октября) 1932 г. // Archive of the Monastery of St. John the Baptist. M BS.

О раннем периоде жизни Д. Бальфура и его обращении в Православие упоминает матушка Силуана (Соболева) в книге «Три встречи» (Москва, 1997. С. 76–83). Однако в ее повествовании встречаются некоторые исторические неточности. Так, она, называя отца Давида «лордом», по — видимому, приняла его за известного политического деятеля начала XX в. — лорда Бальфура, тогда как отец Давид имел более скромное социальное происхождение. Кроме того, занимательный рассказ о том, как Давид Бальфур «пожертвовал много денег Римскому папе» и «основал Шевтонский монастырь для борьбы с Православием», не имеет под собой реальных исторических оснований.