Андреас Конанос - Радиобеседы

На Афоне я встретил одного старчика-подвижника. Монаха, который прожил на Святой Горе 50 лет и никогда не покидал ее. 50 лет он не ходил даже в другие монастыри. Ни на «панигиры» (престольные праздники. — А.Н. ), ни на литургии, ни на агрипнии. Всё время он проводит в своем монастыре. 50 лет на одном месте. На этом месте он познал Бога и безостановочно творит молитву. Этот дар — непрестанного, неизменного поминовения имени Иисуса Христа — дал ему Господь. И он произносит слова молитвы: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя» — постоянно, денно и нощно. На этом месте он познал мир, то есть Бога, и в Боге обрел мир. Без того, чтобы идти в него (в другие монастыри). Мир он имеет в своем сердце. Ему не нужно никуда для этого уходить со своего места. Наоборот, люди приходят к нему, чтобы его увидеть (в прямом смысле слова «увидеть»). Он не говорит, не вступает в разговоры, очень редко проронит слово. И обычно уклоняется, избегает говорить о своем опыте. Однажды он рассказал мне, как его отправили в Фессалоники (кажется, потому, что он упал в обморок на клиросе). Отправили без его собственного желания. «Потому я и поехал, — сказал он, — что меня выставили. Сам же я и не выезжал и никогда даже не помышлял выехать со Святой Горы».

Он просил меня молиться о нем: «Раз ты, — говорит, — батюшка, а я простой монах, помолись обо мне, чтобы в другой раз, когда ты придешь, меня уже не было в этом мире. Я хотел бы уже уйти». Так и сказал: «Помолись, чтобы в другой раз, когда ты придешь, меня уже не было на земле, но чтобы мне быть рядом со Христом». Он говорил это и был счастлив. Он говорил это с радостью (а не жалобно и не печально), с жаждой подлинной Жизни, которая есть Христос!

— Ну что ты, — говорю я ему.

— Отче, — ответил он, — я действительно прошу тебя об этом, а не просто так говорю, мол, «помолись». Смотри, ну сколько лет мы проживем? И в чем цель нашей жизни? Разве не в том, чтобы приблизиться ко Христу? Я люблю Его и беседую с Ним целый день. Я хочу встретить Его, и это будет для меня самым большим счастьем. Вот теперь, когда я уйду в мою келью, может, Он возьмет меня отсюда? Ведь лучшего и быть не может, как уйти ко Христу, Которого ты любишь.

Мы уходить из этой жизни не хотим, ибо не любим Христа. А он живет в другой реальности. Его сердце обосновалось в раю.

Мы, остальные, уходить из этой жизни не хотим, потому что не любим Христа и нам приятна жизнь. Нам нравятся телевизионные каналы, сериалы, шоу, прогулки, еда. Эта жизнь нас зачаровала, похитила. Нас уловил в свои сети мир, и мы пустили в него свои корни. А тот старчик не пустил корней в эту жизнь. Он, живя здесь, живет в другой реальности. Его сердце обосновалось в раю. Вот что за человек!

Он говорил мне:

— Скажи об этом в миру, во время своих проповедей и бесед скажи об этом людям, чтобы они молились, чтобы повторяли слова Иисусовой молитвы. И сам повторяй: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя». Пускай все молятся этой молитвой. Почему они этого не делают? Ведь и в миру они могут просить Христа, называть Его по Имени, призывать Его благодать!

— Эх, — говорю я ему, — отче мой, так мне сейчас грустно уезжать от вас. Как мне здесь было хорошо.

— Нет, не говори так. Куда бы ты ни пошел, Христос повсюду. Я скажу тебе, как быть. Послушай! Ты приедешь домой, опустишь жалюзи и почувствуешь, что ты здесь. И делай то, что ты делал здесь. Что ты делал здесь? Молился. Молись и там. Ты можешь! Постился? Постись и там. Участвовал в агрипниях? Служи и у себя дома кратко агрипнию. И там можно. Читал духовную литературу? Читай и в миру. Опусти жалюзи и не думай, что ты сейчас у себя дома, в Афинах. А думай, что ты снова здесь, на Афоне, и всё, что ты делал здесь, делай и там. И так твой дом станет Святой Горой. Потому что имеет значение не место жизни, но образ жизни.

Замечательно сказано, не правда ли? «Опусти жалюзи и делай то, что ты делал и здесь». Это не трудно, это легко! Вот если я сейчас мысленно представлю, что я там, на Святой Горе, то что бы я делал там? Там я не был бы в состоянии стресса. Прекрасно. Значит, и здесь, дома, я не стану перенапрягаться чрезмерно. Это нечто такое, что поддается самоконтролю. Там я не совершал бы нервозных и поспешных поступков, значит, и здесь я могу их не совершать. Там я не говорил бы целый день по телефону — здесь тоже я могу этого не делать. Я могу отложить телефон в сторону и сказать себе: несколько часов или несколько дней я не стану разговаривать и побуду в тишине. Я в состоянии это сделать. Прилепляться нехорошо. Можно прилепляться ко Христу, к святым, но не к тем или иным местам, потому что это как если бы мы говорили Христу: «Господи, здесь Тебя нет, Господи, Ты меня обижаешь. Твое отношение ко мне, Твой Промысл, Твоя забота о мире — в них нет справедливости». Нет: Христос везде! Его любовь повсюду — и там, где я есть, я многое могу сделать для Христа…

После этого я побывал еще в одном монастыре, и там встретил юношу 18 лет. Он окончил школу и был «предпослушником», то есть послушником в том смысле, что хотел испытать себя [7] По-гречески слово «послушник» — δόκιμος — происходит от однокоренного δοκιμάζω — «испытываю». Не полный, но близкий аналог этому в церковнославянском языке — «искушенник» (от «искушати»), то есть тот, кто проходит искус. — Прим. пер. : выдержит ли он жизнь на Святой Горе.

Я спросил его:

— Что ты здесь делаешь?

Он ответил:

— Я послушник. Я пришел себя испытать и чтобы меня испытали (потому что понятие «послушник», «искушенник» именно это и означает: того, кто испытывает себя, понравится ли ему такая жизнь, но одновременно и понравится ли он им, тем, кто его испытывает).

То есть и ты сам смотришь, сможешь ли остаться в монастыре, но и другие тоже смотрят на тебя, смогут ли они тебя там оставить. В этом случае еще ничего не определено. Ты приходишь, проходишь испытание, не связывая себя никакими обязательствами, и никто тебя ни к чему не принуждает. Затем ты, если хочешь, уходишь, если хочешь, остаешься. Это стадия предподготовки и искуса.

Кто-то сейчас, слушая меня, говорит:

— Ну разве так можно? 18-летний ребенок! Это неприемлемо! Это легкомыслие! Его решения еще незрелы.

А я отвечу:

— Постой, прости меня. Моя мать вышла замуж в 19 лет. Разве ее поступок был незрелым? Моя мать меня произвела на свет, и ты приходишь и говоришь: «Дай Бог здоровье твоей матери за то, что она родила батюшку». Вот он, «незрелый» поступок, который совершила моя мать, то есть то, что ты называешь незрелостью, поспешностью…