Григорий Разумовский - Объяснение священной книги псалмов

Пс. 118:174

И по выражениям, и по мыслям своим, стих сей имеет большое сходство с предыдущими стихами 81 и 166. И там, и здесь пророк выражает сильное желание спасения, получить которое он надеется за исполнение заповедей, за ревностную любовь к закону Божию и за непрестанное поучение его в сем законе. Возжелание спасения Господня и непрестанное поучение в законе, и в этом стихе, и в обоих вышеуказанных, выражают одно — горячую ревность о спасении, чрез верное исполнение заповедей. Эта ревность есть движущая сила к богоугодной жизни по заповедям. Пророк, можно сказать, достиг того, чего он желал и чего надеялся: он уже живет тою жизнью, к которой стремился с такою ревностью, закон составляет руководительное начало его жизни: закон Твой, Господи, говорит он, поучение мое есть. Иметь такую ревность о спасении и такую любовь к закону — и значит крепко стоять на пути спасения, с полною преданностью в волю Божию.

Пс. 118:175

Прежде пророк умолял Бога (ст. 77 и 88), чтобы оказал и сохранил жизнь его, а теперь самоуверенно говорит: Жива будет душа моя, — какою уверенностью дышит это слово! Ни тени колебания. Господь сказал: Иди вслед Меня, по заповедям Моим, — и спасешься, получишь покой и жить будешь во веки. Поверил человек и идет, говоря в себе ко Господу: верую, Господи, что так оно будет: Жива будет душа моя и восхвалит Тя. Он уже там душею своею — на месте достижения цели — и, как обретший уже искомое, хвалит Господа. «Будет так, как обетовал ты, Господи: вниду в покой Твой и вечно буду прославлять имя Твое». Но питая такую уверенность, не на себя опирается он, а на всесторонней помощи Божией или на вседействии Божием в душах, всецело Ему преданных. И судбы Твоя помогут мне. Так Сам Бог обетовал: « С ним есмь Аз, изму его и прославлю его: и явлю ему спасение мое » (Пс. 90:15–16). Несомненность спасения питается и держится тем, что путь спасения учрежден Богом, и Им Самим, Спасителем нашим, пройден в естестве человеческом. Прошедши этот путь и пребывая в славе, Спаситель взывает: «Идите сим путем, и все тут же будете». Кто, веруя сему и видя это, поколеблется недоумением? И не колеблются: всякий питает уверенность, что жива будет душа его, если, не блуждая, пройдет путем, на который вступил по указанию Божию.

Пс. 118:176

Пророку, принесшему Богу искреннее покаяние и так много преуспевшему на пути спасения, казалось бы неуместным взывать так: взыщи меня, я погибшее овча! Но то–то и дивно в деле спасения, что чем более кто преуспевает в нем, тем более видит себя уничиженным и худым, так что, идя к лучшему, он будто все более и более погружается в худшее и видит себя непотребнейшим, хоть и не отчаивается в своем спасении. У св. Антония Великого замечено, что Сам Бог закрывает преспеяние от глаз преуспевающих и внешним уничижением их, и попущением внутренних нестроений, при виде которых не могут они не исповедать того, что «никуда не гожусь я», — и не вопиять мытаревым гласом: « Боже, милостив буди мне грешному » (Лк. 18:13). Такое смиренное и уничиженное исповедание и есть самый верный признак доброго течения и преуспеяния. «В чем же, — говорит св. Афанасий Великий, — преуспел пророк, если снова говорит о себе, что он — овча погибшее ? В том, что соблюл смиренномудрие, по сказанному: “ Егда сотворите вся поведенная вам, глаголите, яко раби неключимы есмы ”» (Лк. 17:10) [7, с 491]. На чем же стоит упование спасения, когда так глубоко сознание непотребства у самых великих преуспевателей? На сознании, что они не забывают заповедей Божиих. Всякий такой, исповедуя, что никуда он негож, вместе с тем, не ложно свидетельствует, что знает заповеди, сознает полную обязательность их для себя и то, что со времени обращения своего никогда не дозволял себе сознательно нарушать даже малейшую из них. Это сознание и дает смелость надеяться, что он хоть и никуда негож, но Многомилостивый, по милости Своей, не бросит его, а взыщет, как овцу погибшую и, взяв на рамо Свое, принесет в место спасения. Из всего этого видно, какое благоприличное заключение всего псалма составляет этот стих! Он возводит на самый верх нравственного совершенства, указывая его, однако ж, не в самовосхвалении или присвоении себе чего–либо, а в самоуничижении и невидении в себе чего–либо достойного. Раб неключимый, овча погибшее — вот воззвания истинных рабов Божиих, приятные Богу и привлекающие Его благоволение! Блаженный Феодорит так заключает истолкование сего многообъемлющего псалма: «Сделав краткое изъяснение псалма сего, мы просим читающих не довольствоваться написанным и не думать, что только это и принадлежит пророку, то есть только это и хотел сказать пророк Напротив, пусть каждый извлекает то, что ему, собственно, на пользу и пусть уготовляет себе предохранительное врачевство от своих собственных недугов» [6, с 608]. Нечто подобное сему пишет и блж. Августин: «Сколько сил моих было и сколько помог мне Господь, я истолковал сей великий псалом. Мудрейшие и ученейшие меня, конечно, лучше сделали уже это или сделают. — но это не должно было освободить меня от посильного служения делу сему, и особенно, когда братия мои усильно к тому побуждали меня» [7, с. 493]. К этим кратким замечаниям блж отцов Феодорита и Августина не только не излишне, а весьма важно присовокупить такое же краткое слово свт. Феофана, автора того толкования сего псалма, которым, по силам своего разумения, могли воспользоваться и мы, и на которое указано в предисловии к нашему объяснению сего псалма. Вот слова святителя Феофана: «Если им (блж. Феодориту и Августину) можно было такими словами заключить свое толкование, то тем более пригоже это мне. Прошу, притом, извинить многократные повторения одних и тех же мыслей. При всем желании, нельзя было этого избежать, потому что по длительности времени, естественно забывалось написанное прежде и, при новом приеме за дело, старое казалось новым. Утешаюсь тем, что любящим истину такое повторение не наскучит, потому что дает то, что любезно и что приятно, как приятно встречать друга, сколько бы раз ни приходилось это» [7, с 493–494].

Следующие за 118‑м псалмом пятнадцать псалмов (119–133) называются песнями степеней или восхождений. Так названы они потому, что пророчествуют о восхождении бывших в плену вавилонском иудеев в Иерусалим, т. е., о том, как они, находясь в скорби, молились Богу и, быв услышаны, возвратились в свое отечество. «Степенями, — говорит св. Златоуст, — псалмы сии названы в историческом смысле потому, что в них говорится о возвращении из Вавилона и упоминается о тамошнем плене, а в смысле переносном — потому, что они наставляют на путь добродетели, ибо путь, ведущий к ней, подобен ступеням и постепенно возводит добродетельного и любомудрого мужа от замешательства в сей жизни, как бы от Вавилона, и поставляет на самом небе, как бы в другом Иерусалиме» [5, с. 365]. По изъяснению блж. Феодорита, «не каждая песнь степеней предвозвещает одно и то же, но одна представляет бедствия в Вавилоне, другая — благовестие о возвращении, иная — веселье на пути, иная же — войны, бывшие по возвращении, а иная — построение храма. Каждый из сих псалмов представлен так, как будто воспевается ликом бывших тогда святых» [6, с. 609]. Некоторые из позднейших толковников думают, что сии пятнадцать псалмов названы песнями степеней, или восхождений, по числу пятнадцати ступеней Иерусалимского храма, при восхождении по которым пелись сии псалмы, и пелись голосом, постепенно возвышающимся, отчего и самый музыкальный инструмент, под музыку которого должно было петь сии псалмы, назван был маалот (восхождение). Достоверно неизвестно, кем составлены сии псалмы, хотя некоторые из них в еврейском тексте носят имя Давида, как, например, 121 и 132. В Вульгате же 123‑й и 130‑й псалмы надписываются: Canticum graduum ipsi David, а 126‑й — Canticum graduum Salomonis; в других же изданиях, как у Тремеллия, — Canticum excelentissimum Davidis, Canticum excelentissimum pro Salomone. Есть мнение толковников, что все пятнадцать псалмов написаны во время вавилонского плена или по возвращении из него Ездрою, Аггеем, Захариею и Малахиею.