Григорий Разумовский - Объяснение священной книги псалмов

Таково надписание сего псалма у нас в славянской Псалтири. В русской Псалтири, переведенной с еврейского, сие надписание читается просто: «псалом Давида». В сей Псалтири слова «против Голиафа» поставлены в скобках. Эти слова в древних еврейском и халдейском кодексах считались отсутствующими. Даже в экзаплах Оригена и в безукоризненных списках LXX толковников, по свидетельству блж. Феодорита, этих слов не было [6, с. 667] Незначительное само по себе прибавление сих слов к надписанию, как думают некоторые, сделано, должно быть, LXX толковниками, просвещенными божественным светом и принявшими во внимание слова 10‑го стиха, где упоминается об избавлении Давида от меча люта. Посему и будем рассматривать сей псалом как благодарственную песнь Богу за одержанную Давидом победу над врагами, с молитвою о благоденствии его народа.

Пс. 143:1–2 Благословен Господь Бог мой, научаяй руце мои на ополчение, персты моя на брань. Милость моя и прибежище мое, заступник мой и избавитель мой, защититель мой, и на Него уповах: повинуяй люди моя под мя.

С первых же слов псалма нетрудно заметить, что это голос не Давида — мужа браней, искушенного в воинских подвигах, — но еще недавнего мирного пастыря Давида, еще не привыкшего к сражениям и только в первый раз с надеждою на помощь Божию поднимающего руку свою на врага отечества. Чувствуя в сердце великую благодарность к Богу за оказанную Им великую милость и помощь против врага, пророк как бы затрудняется в самых выражениях этой благодарности. И прежде всего, он благодарит за внушение того простого способа поражения врага, какой был им употреблен в бросании камня из пастушеской пращи в предназначенную цель, словами: научаяй руце мои на ополчение, персты моя на брань. Послед нее выражение: научаяй руце мои на ополчение… — « приличествует и нам, говорит блж. Феодорит, — потому что, по освобождении от диавольского мучительства, научены мы Богом, как вести брань, делая руками правду, а перстами полагая на челе печать креста» [6, с. 668]. Затем, продолжая изливать благодарные чувства к Богу, пророк поименно перечисляет те свойства и выражения благоволения Божия к нему, какими он уже пользовался, и говорит; Господь «милость моя и ограждение мое, прибежище мое и избавитель мой, щит мой, — и я на Него уповаю; Он подчиняет мне народ мой» (пер. с евр.) ( повинуяй люди моя под мя ). Последними словами пророк указывает на то, что Самим Богом он назначен быть царем израильского народа, и что Господь Бог Своею властию заставляет сей народ повиноваться ему, как законному царю.

Пс. 143:3–4 Господи, что есть человек, яко познался еси ему? Или сын человечь, яко вменявши его? Человек суете уподобися: дние его яко сень преходят.

Исполненный чувства благодарности и глубокого благоговения пред Богом, Давид мысленно поставляет себя в отношения к Богу, существу высочайшему и неограниченному. Как пророк, как человек, вдохновенный Духом Святым, он имеет достаточные понятия о величии существа Божия. Но что же при этом человек, какое значение имеет он в отношении к верховному и неограниченному существу Божию? Размышляя о сем, пророк ставит вопрос: «Господи! что есть человек, что Ты знаешь о нем, и сын человеческий, что обращаешь на него внимание?» (пер. с евр.). И из поставленного таким образом вопроса выводит заключение о немаловажности природы человеческой в очах Божиих. Если Бог, столь высочайшее существо, знает человека, и это ограниченное и несамостоятельное дело творческих рук удостаивается Его внимания, то, значит, и он — человек — немаловажное существо, и его человеческая природа имеет значение пред Богом. В другом псалме (8:6–7), отвечая на такой же вопрос, пророк говорит: «Не много Ты умалил его пред ангелами; славою и честию увенчал его; поставил его владыкою над делами рук Твоих, все положил под ноги его» (пер. с евр.). «Следовательно, — говорит св. Иоанн Златоуст, — велик должен быть тот, кто познает Бога, или лучше — будет познан от Него; и не только этот, но и тот, кому Бог откроет Себя. Посему, весьма хорошо сказали семьдесят толковников: познался еси ему, — выражая, что не мы открыли, но Он Сам открыл Себя нам. Впрочем, в словах: что есть человек, — говорится о человеческой природе. Правда, велика и природа человеческая, но если иметь в виду познание, какого она удостоилась, то в сравнении с ним она весьма несовершенна» [7, с. 1116–1117]. К сему святительскому слову нужно добавить, что действительно велика была природа человеческая, когда она вышла из рук Творца, Который сотворил мужа и жену по образу Своему и по подобию (см. Быт. 1: 26–27). Но увы! Человек не сохранил образа Божия и богоподобных свойств данной ему от Бога природы. Непослушанием Богу и нарушением заповеди Божией он глубоко пал и удалился от Бога. С течением времени, ниспадая все глубже и глубже, современный Давиду человек суете уподобися: «дни его — как уклоняющаяся тень». Человек уподобляется суете тогда, когда не радит о спасении, которое для всех уготовляется Богом, не хотящим смерти грешника, но желающим всем «спастися и в разум истины прийти» (Иез. 33:11; 1 Тим. 24), когда нерадением или явным упорством отвергает совет Божий о спасении его (см. Мф. 23:37; Деян. 7:51). У человека, преданного суете, вся жизнь полна суетности; и все труды и занятия его, и все заботы его, и все радости и удовольствия, — все исполнено суеты. Преданные суете люди типично изображены в притче Христовой о званных на вечерю, т. е., ко спасению и участию в Царстве Христовом. Как бы сговорившись, они начали извинять себя житейскими делами, что не могут участвовать в приготовленном для них пиршестве. Первый сказал: я купил землю, и мне нужно пойти посмотреть ее… Другой сказал: я купил пять пар волов, и иду испытать их… Третий: я женился, и потому не могу прийти (Лк. 14:18–20). Таковы все, уподобившиеся и преданные суете, все, предпочитающие земные обязанности небесным, удовольствия мира сего благам Небесного Царства, — и оттого вся жизнь их проходит, как уклоняющаяся тень ( дние его яко сень преходят ).

Пс. 143:5–6 Господи, преклони небеса и сниди: коснися горам, и воздымятся: блесни молнию, и разженеши я: поели стрелы Твоя, и смятеши я.

Такими же словами и выражениями, какими здесь пророк умоляет Бога, в псалме 17 рассказывает он о том, как Господь Бог избавил его из руки Саула и от всех врагов его (см. Пс. 17:8, 10, 15). Как тогда, по молитве пророка, при поражении врагов его, тряслась земля и дымились горы от прикосновения десницы Божией, блистала молния, летели стрелы и приводили в смятение врагов, — словом, происходили такие же, точнее, подобные тем, небесные явления, какие были видимы во время синайского законодательства; так и теперь молится пророк: «Приклони, Господи, небеса и сойди; коснись гор, и воздымятся. Блесни молнией и рассей их, пусти стрелы Твои и расстрой их» (пер. с евр.). Давид молится, чтобы Господь Бог поступил так с его врагами для устрашения их, чтобы столь страшными угрозами навести страх на гордых, высокоумных и преданных суете людей, которые сами собою не рассуждают о малости и ничтожности человеческой природы. С тою же целью, по свидетельству пророка Моисея, наведен был страх и на израильский народ, чтобы более вразумить и смирить его (Исх. 20:20). Таким образом, теми же словами пророк и прошедшие благодеяния Господа благодарственно прославляет, и о будущих милостях просит, желая выразить, что как прежде он был избавлен от бедствий чудным и необыкновенным образом, так надеется спастись и в предстоящих угрожающих ему опасностях. По словам Евсевия, «в высшем значении молниею называет пророк евангельскую проповедь, которою рассыпаны полчища злых демонов, а стрелами — св. апостолов, посредством которых вонзил стрелы в мысленных врагов» [7, с. 1118].