Дмитрий Шишкин - Возвращение красоты

Примерно через месяц от начала нашей скитской жизни произошло событие, которое — как можно теперь сказать — перевернуло всю мою жизнь. Мы получили письмо из Одессы от наших паломниц. В нем между прочим были такие слова: «Почему, путешествуя по многим монастырям земли Русской и общаясь постоянно с монахами и послушниками, мы не усомнились в своем намерении стать невестами Христовыми? И почему после нашей с вами встречи мы усомнились в своих намерениях? Что это за знак Божий?..».

Письмо было отправлено на мой симферопольский адрес. Разглядывая конверт, я все не мог сообразить, почему моя фамилия написана на нем дважды. Наконец до меня дошло: Лена, та самая Лена, что оставила в душе моей чистый след, живет, оказывается, в Одессе на улице Шишкина. Кто-то, возможно, увидит в этом простое совпадение, для меня же это был тот самый знак,что приближает человека к осознанию истины.

Вскоре в монастырь внезапно, без предупреждения, прибыл в сопровождении отца Александра на черной епархиальной «Волге» владыка Лазарь. Он прошелся по дому, посмотрел, как мы живем, заглянул во внутренний дворик и в общем, несмотря на некоторый беспорядок, остался доволен. Владыка, мне кажется, понимал, что на данном этапе вряд ли можно требовать от нас большей организованности и порядка.

Уже провожая архиерея, возле источника, я набрался храбрости и подошел к нему со своим вопросом:

— Владыка, я в сомнении, что мне делать — жениться или остаться в монастыре?

— Решай сам.

— Не могу, владыка, решиться. Полагаюсь на ваше архипастырское благословение.

— Я тебе так скажу, — отвечал он раздумчиво, — женишься — жалеть будешь и монахом станешь — тоже жалеть будешь. Думай, думай сам, Димитрий…

И с этими словами архиепископ, благословив нас всех, покинул обитель.

Начались мои страдания, понять которые может лишь тот, кому приходилось в жизни совершать мучительный, определяющий выбор.

Опережая естественный ход повествования, скажу, что только через четыре месяца, уже накануне венчания, мы с Аленой получили окончательное и, можно сказать, чудесное благословение от старца одесского Свято-Успенского монастыря отца Ионы. Не будь этого благословения, наш союз, несомненно, распался бы в первые, самые трудные годы. Но, милостью Божией, по молитвам отца Ионы, мы вот уже двадцать лет вместе, и у нас подрастают дочки: София и Ксения.

Итак, я все еще оставался в монастыре, но сердце мое уже склонялось к избранию иного пути. Я размышлял так: если Богу будет угодно, то после волнений семейной жизни мне еще возможно будет найти пристанище в тишине монастырской гавани. В то же время принятие монашества теперь решительно и навсегда отсекало саму возможность последующего вступления в брак. Но главное, я метался между своими же помыслами, в то время как Оптина учила меня основывать поступки на фундаменте послушания. И вот этого-то последнего я и искал.

Между тем входила в силу и близилась к разрешению великопостная весна. Я теперь не припоминаю каких-нибудь выдающихся событий того времени. Все было буднично, просто, иногда до нелепости. Так, например, у нас завелись вдруг платяные вши, и это доставило массу хлопот и неудобств. Пришлось договариваться с прачечной интерната, чтобы они приняли наше белье на «прожарку», и потом мы охапками таскали матрасы, простыни и подушки туда и обратно. Наконец вши нас покинули. Но достигли своего пика так называемые страхования. Это своеобразное наваждение состоит в том, что группа людей оказывается вдруг подвержена чрезвычайной боязливости. С наступлением сумерек страшно становится даже войти в соседнюю темную комнату, а уж путешествие в дощатый покосившийся туалет, который стоял у нас в глубине двора, превращалось в целое приключение. Казалось неотвязно во тьме, что ты вот-вот увидишь нечто ужасное, не выдержишь и повредишься умом. Доходило до смешного: взрослые мужики, сговорившись, отправлялись в туалет группами, как экскурсанты. Надо пояснить, что явление это не следует рассматривать с обычной, рассудочной точки зрения. В духовной жизни человека все алогично и имеет причиной своей яростную борьбу темных бесовских сил с Божиим творением — человеческой душой.

Наваждение это прошло так же внезапно, как нашествие вшей. Мы прочитали о святом, который боролся с подобными явлениями силой молитвы и не только не убегал, но, напротив, шел ночевать на кладбище, чтобы посрамить бессилие бесовских наветов. Мы с решимостью возложили упование на Господа, прочли акафист Пресвятой Богородице, помолились усердно, и… действительно все прошло. Вообще, с нашей, человеческой стороны причина страхований, конечно, кроется в маловерии.

Разве Господь допустит претерпеть нам хоть малый вред, а тем паче духовный, если мы преданы Ему всецело, как малые дети? Конечно нет! Доверия ждет от нас Создатель, и Сам покрывает любовью все наши человеческие немощи и недостатки.

Чтобы на примере показать, что это значит, я расскажу об одном эпизоде, который произошел где-то в начале весны.

Был ясный морозный вечер, и мы с Максимом вышли прогуляться перед сном по нашей монастырской дорожке. Пар валил изо рта, снег поскрипывал под ногами, но вместо холода вливалось в душу такое тепло, такая безмятежная и светлая радость, что мы, увлеченные разговором, приближаясь потихоньку к Чуфут-Кале, не заметили, как погасли быстро короткие сумерки и наступила ночь.

На поляне, перед подъемом в крепость, мы остановились в замешательстве. Куда идти дальше? Впереди — непролазные сугробы, возвращаться совсем не хотелось, и мы, поразмыслив, стали карабкаться в гору по протоптанной сторожами тропинке. Смутно белел в темноте заснеженный склон, и чем выше мы поднимались, петляя среди кустов, тем ближе и явственнее в тишине становилось отдаленное звучание вечности.Казалось, зима с беспощадной суровостью отбросила все человеческое, суетное туда — в долины, к дымящимся печным трубам, собачьему лаю и уюту огней… Здесь же осталось другое,безмолвное, но и ясное в высшей степени, в степени сопричастности таинству бытия.

Неприступные громады скал нависали над нами, и, черные на фоне более светлого неба, выделялись руины башен, куртин и домов… Все было здесь исполнено жизни иной, свершившейся уже и неподвластной законам времени.

Взошла луна. Поначалу кроваво-красная, она постепенно бледнела и вот уже озарила землю своим беспристрастным холодным светом. Резкие тени легли на снег, а сам он заискрился, заиграл вдруг, словно осыпанный разноцветными блестками.

Мы добрались до малых (южных) ворот и, замедляя невольно шаг, вступили в пределы средневекового города.