Андрей Горбунов - Знакомство с Библией

После Гераклита эту идею развивали и другие греческие философы. Особенно же ею увлеклись стоики, чье учение стало популярным накануне Рождества Христова и в I веке и. э. Стоики считали, что Логос Бога пронизывает все. Это та сила, которая вносит смысл и порядок вместо хаоса; сила, которая дала движение миру и поддерживает это движение в совершенном порядке. Бог и вселенная едины и вечны. Логос, внутренний закон мироздания, пронизывает все, в том числе и человека, и гармоничной является жизнь, которая соответствует космическому строю, т. е. Логосу.

И, наконец, в учении Филона Александрийского, искавшего синтез иудаизма и греческой мысли, идея Логоса как разума Божия тоже играла очень важную роль. Для Филона Логос – это мысль Бога, запечатленная во вселенной. С помощью Логоса, как особой энергии, Бог сотворил мир и управляет им. Логос запечатлен и в мозгу человека, давая ему способность мышления. Согласно мнению Филона, Логос – посредник между Богом и миром.

Разумеется, Логос греческой мысли и богословских построений Филона – это не тот Логос, о Котором пишет Иоанн Богослов. Евангелист лишь приглашает читателей-эллинов, оттолкнувшись от знакомого и понятного, принять новое, увидеть и понять истину: Логос – это вторая Ипостась Бога-Троицы, сошедший с неба и воплотившийся Иисус Христос.

Вчитаемся теперь снова в первые строки пролога к четвертому Евангелию: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно в начале было у Бога».

Иоанн Богослов, сопоставляя свой пролог с первыми строками книги Бытия, говорит о том, что было до сотворения мира. Само понятие начала имеет в Евангелии иной смысл. Логос, или Слово, совечен Богу, и существовал до акта творения, пребывая в вечности до начала времен и мира. «И Слово было у Бога». Это значит не просто, что между Словом о Богом существует теснейшая связь, но, выражаясь богословским языком, Слово в Своем бытии неотделимо от Бога, или единосущно Богу.

А далее Иоанн Богослов прямо называет слово Богом: «И Слово было Бог». В греческом подлиннике здесь есть маленький нюанс, который, однако, имеет важный богословский смысл. Дело в том, что греческое слово Бог (Теос) употреблено здесь без определенного артикля, как это обычно делается, когда речь идет о Боге. Если бы Иоанн Богослов употребил тут определенный артикль, это значило бы, что между Богом, первой Ипостасью, и Словом, второй Ипостасью Троицы, нет никакого различия, что они идентичны, что Слово и есть Тот же самый Бог-Отец, о Котором говорилось выше. Опуская определенный артикль, автор пролога тем самым выражает важнейшую богословскую истину (догмат) о неслиянности Лиц Пресвятой Троицы. Называя Логос просто Теос, Иоанн Богослов одновременно указывает на Божественное достоинство Слова и вместе с тем подчеркивает, что Слово имеет самостоятельное ипостасное бытие, не тождественное с ипостасью Бога-Отца.

Читаем дальше. «Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть».

Иными словами, Логос открылся в мире, прежде всего, как Творец. Бог-Отец творит мир через Сына. Как видим, эта мысль особо подчеркнута автором, три раза повторяющим ее в пределах одной фразы. И это не просто риторический прием. Комментаторы видят здесь намеренную полемику с появившимися тогда и ставшими популярными в определенных кругах гностическими доктринами о происхождении мира.

Слово гностицизм происходит от греческого гносис , т. е. знание, познание. Гностицизм был особого рода умонастроением, превратившимся в движение, которое Церковь считала еретическим. И у Нее были для этого все основания, поскольку главным для гностиков было самопознание, знание, а не вера, как у христиан, попытка понять, обосновать и пережить в личном опыте свою продолженность в мироздании, неотграниченность от его основ (М.К. Трофимова). Можно сказать, что вера у них уступила место гносису, роду самопознания, просветленности. В.В. Болотов называл это «полуверой», ибо в пределе гностик осознавал себя абсолютным, и потому верить было некому, кроме как самому себе.

Гностическое умонастроение выражало себя на языке мифов и философских спекуляций, и гностицизм легко допускал в своих текстах смешение понятий, образов и представлений, восходящих к самым разным истокам: христианству и иудаизму, платонизму и пифагорейству, зороастризму и первобытной культуре. Гностиков волновало существование греха и порока, печалей и страданий в мире, и они придумали для объяснения всего этого собственную теорию, которая сводилась к следующему.

В самом начале существовали, с одной стороны, Бог, а с другой – материя. Материя существовала извечно и представляла в глазах гностиков сырой материал, из которого был сотворен мир. Эта первоначальная материя, по представлениям гностиков, была несовершенной и с пороками, т. е. у нашего мира было плохое начало: он создан из материала, в котором заложено семя порчи.

Но этого мало. По мнению гностиков, Бог – это чистый Дух, а чистый Дух вообще не может касаться материи, и потому Бог Сам, как они думали, не мог сотворить мир. Произошло нечто иное. Бог испустил из Себя целую серию эманаций, или излучений, каждое из которых удалялось все дальше от Него. Они все меньше и меньше знали о Нем, и потому где-то посередине это излучение уже ничего не знало о Боге, а потом эти эманации уже не только не знали об истинном Боге, но и были к Нему враждебно настроены. Наконец, в этой серии излучений нашлась такая, которая совсем ничего не знала о Боге и была к Нему абсолютно враждебна. Именно эта эманация была той силой, которая создала мир. Она была столь удалена от Бога, что могла касаться порочной материи, т. е. бог-творец был чрезвычайно удален от реального Бога и крайне враждебен Ему. Этого бога-творца гностики и отождествили с Богом Ветхого Завета и считали, что бог-творец совершенно отличен от Бога-Отца Иисуса Христа, ничего не знает о Нем и крайне враждебен Ему. Таким образом, сам процесс творения – это ошибка, своеобразная болезнь божественности, ее попрание, незнание.

Согласно доктрине гностиков, человек совмещает в себе как истинно божественную, так и тварную природу. Зло в том, что он не знает себя, в забвении, неспособности выявить свою абсолютную природу. Гносис в форме самопознания гностика должен восстановить утраченную целостность: оторвавшаяся часть познает свою абсолютную природу и придет к концу недуг божественности. Поэтому спасение – это результат гносиса, озарения, самопознания.

Гностики с легкостью приспособили христианскую доктрину для своих нужд. В их интерпретации предыстория Иисуса Христа и рассказ о Его сошествии на землю выглядели следующим образом. Всемогущее, непостижимое, замкнутое в себе божество противостоит злой, инертной материи. Из божества, как уже говорилось, истекают особые эманации, или зоны. У зона, наиболее удаленного от божественной первопричины, ослабли божественные свойства и появилось желание погрузиться в материю. В результате этого погружения возник Демиург, творец материального мира. Потому созданный им мир состоит из смеси духовных и материальных начал. Вскоре отпавший зон и порожденные им души начинают тяготиться своей земной оболочкой и стремятся вырваться из нее. Но материя цепко держит их. Им не хватает своих сил, чтобы подняться к божеству. Они вынуждены уповать только на божественное спасение. Божество как всеблагое тоже не может примириться с тем, что его частица страдает в плену зла и грубой материи. Для освобождения духовного начала от гнета темной материи на землю посылается один из высших эонов – Христос Спаситель. Он принимает призрачный облик человека, а по другим сказаниям, входит при крещении в земного человека Иисуса. Главной его задачей является сообщение «истинного знания» (гносиса) лучшей части людей о таинственных путях возвращения в божественное лоно. В результате должно восстановиться исходное равновесие и гармония божественной жизни, а грубая материя будет истреблена в ней самой заключенным огнем.