Гершом Шолем - Шхина: женский элемент в Божественности

Как нам повезло, что мы является исследователями каббалы! Когда я сравниваю усилия современных исследователей Библии, чтобы пролить новый свет на подлинный, т.е. мифический, характер центральных образов в еврейской Библии, я вижу, сколь много их работ основывается на с трудом сконструированных, но всё же весьма непрочных гипотезах. Затем я с облегчением вздыхаю о своей собственной дисциплине, в которой вещи являются, если так можно выразиться, гораздо более конкретными – или были бы, если бы каббала привлекла солидное размышление учёных, нежели экстравагантные фантазии шарлатанов. Временами исследователи Библии способны продвинуться в своих интеллектуальных стараниях лишь ценой принятия сомнительного изменения в прочтении или насилуя точную формулировку текста. В основном, (и, безусловно, к сожалению), их достижения будут казаться крайне сомнительными для каждого, кто приближается к библейскому тексту с беспристрастным умом.

В каббалистических писаниях средневекового иудаизма все те вещи, что содержатся в Библии, принудительно выворачиваются и искажаются, что очевидно для всех. Что касается выживания или возрождения мифологических представлений, которые современные библейские исследователи должны пытаться с таким трудом объяснить, тексты, с которыми сталкивается исследователь каббалы, позволяют ему действовать с гораздо большей методологической уверенностью, чем могут себе позволить те исследователи, что занимаются религией древнего Израиля или иудаизма после Вавилонского пленения. Последние должны двигаться по плодородной, но весьма зыбкой почве, чьи границы были впервые отмечены блестящими, но обманчивыми гипотезами Германа Гункеля или Зигмунда Мовинкеля.

Имеет ли каббалистический образ Шхины свою предысторию в библейском тексте или апокрифах? Два вопроса должны быть здесь поставлены, касательно которых, по крайней мере, несколько кратких замечаний были бы уместны. Во-первых, содержит ли эта литература какие-либо ипостаси божественных сил и качеств, которые являются не только литературными персонификациями или поэтическими метафорами? Во-вторых, можно ли найти среди них персонификации, что имеют сущностно женственный характер? Эти два вопроса интенсивно дискутировались, и столь же бурно обсуждались в объёмном массиве работ, который значительно вырос за последние годы. [1] См. B. H. Ringgren, Word and Wisdom. Studies in the Hypostatization of Divine Qualities and Functions in the Ancient Near East (Lund 1947); G. Boström, Proverbia-Studien (Lund 1945); O. S. Rankin, Israel’s Wisdom Literature. Its Bearing on Theology and the History of Religion (Edinburgh 1936); A. P. Heinisch, Die persönliche Weisheit des Alten Testaments in religionsgeschichtlicher Beleuchtung (Münster 1933). Несомненно, имеются некоторые персонификации, которые не являются только мысленными абстракциями, но которые представлены в конкретных образах, как если бы они были независимыми, самодостаточными сущностями. Тем не менее, крайне сложно определить, где пересечена граница метафоры: где мы имеем дело лишь с пережитками или остатками старых, возможно, древних ближневосточных мифологий, а где эти самые древние образы прикрываются новой личиной, в более умеренной форме, обезвреженной по причине враждебности иудаизма к мифу. У меня нет желания вступать в бой с теми, кто уже сражается на этой арене, но я должен признаться, – я привожу только самые знаменитые и выдающиеся примеры, – что многие из утверждений, сделанных о библейской «Мудрости» и о её предполагаемом мифологическом фоне, поразили меня как крайне гипотетичные и незначительные. Однако, на первый из моих двух вопросов можно уже ответить утвердительно – поскольку речь идёт об ипостасях сил, но их не обязательно следует рассматривать как божественные силы, т.е. видеть в них (как это делают многие) аспекты самого Божества. Нужно весьма извернуться, чтобы истолковать, например, описания Мудрости, или Софии, в главах с 1‑й по 10‑ю Книги Притчей Соломоновых и главе 28‑й Книги Иова, как указание на ипостась, имеющую божественный характер. В этих бурных описаниях, с их далеко идущим влиянием на историю религии, Мудрость всегда вполне чётко остаётся первым из сотворённых существ; она может быть старше, чем всё видимое Творение, но будучи древней, она всегда мыслится как более молодая, чем Бог, и никогда как совечная Ему:

Господь сделал меня [2] Сделал/создал меня – на иврите קָנָנִי ( канани ), ед. ч., ж. р., 2 л., повёл. накл. от корня קנה, который имеет значения: 1. строить гнездо, гнездиться; 2. (перен.) проникать, укореняться; 3. получать, приобретать, владеть. В Синодальном переводе: «имел меня», что не обязательно предполагает идею сотворённости – прим. перев . как начало Своего пути.

Первой из Его дел, искони.

Я была воздвигнута от вечности, от начала.

Прежде, чем земля была. [3] Синодальный перевод: «Господь имел меня началом пути Своего, прежде созданий Своих, искони; от века я помазана, от начала, прежде бытия земли» – прим. перев .

( Притч . 8:22–23)

Здесь Мудрость представлена как «наперсник» или «ремесленник» Бога во время Творения, но она не отождествляется с Самим Богом; она житель невидимого мира, но едва ли является аспектом единого Бога, и тем более Его супругой.

Если соответствующие фигуры Мудрости в других религиозных системах представлены как богини (некоторый действительно древний, хотя и не совсем убедительный материал можно привести в этой связи), здесь она сознательно и решительно понижена в ранге и лишена своего божественного характера. С психологической точки зрения, представляется маловероятным, что мы бы нашли здесь возрождение или повторное явление этого мифического персонажа, чьё отвержение было центральным даже в мире библейской религии. Чувствуется определённое нетерпение в этих усилиях обнаружить то, что только было преодолено и побеждено в этих новых формах, как будто ничего не произошло.

Обратимся теперь ко второму вопросу, касающемуся явления женственных ипостасей: насколько мне известно, до филоническая литература содержит лишь один пассаж, в котором о Мудрости говорится как о невесте или супруге, где нет необходимости прибегать к натянутым или передёрнутым интерпретациям. В апокрифической Книге Премудрости Соломона (8:2–3) читаем:

Её Я полюбил и взыскал от юности моей,

И пожелал взять её в невесту себе.

И стал любителем красоты её.

Она превозносит своё знатное рождение

В том, что ей дано жить с Богом,

И Владыка всех возлюбил её. [4] Синодальный перевод: «Я полюбил её и взыскал от юности моей, и пожелал взять её в невесту себе, и стал любителем красоты её. Она возвышает своё благородство тем, что имеет сожитие с Богом, и Владыка всех возлюбил её» – прим. перев .