Сергей Зарин - Закон и Евангелие по учению Господа в Евангелии Матфея гл. V, ст. 13-48

Св. Григорий Богослов говорить: «не часто ли случается, что иный клянется своим спасением? Очень нередко. Что же это? Боится, чтобы, поступив худо, не потерпеть за сие зла, и сам полагает на среду пред Богом собственное свое спасение, решаясь погибнуть, если как бы то ни было солжет своему слову. Такое же сделай рассуждение, когда клянешься и Богом… Ты полагаешь на среду Бога своей веры ( μέσον τέθειχας τον θεὸν τῆς πίστεως). Да, не иначе. И для клянущегося в правду Бог соблюден; а если клянешься ложно, то в отношении к нам Он утрачен». «Но не соблюсти для себя Бога» «значит отречься от Бога. Итак, ложная клятва, как давно уже это доказано, есть отречение от Бога» (На тех, которые часто клянутся. Творен, ч. V. М. 1847, стр. 175–176. Ср. греческий текст по Кельнскому (в действительности Лейпцигскому) изданию 1690 г., т. II, стр. 225). Таким образом, клятва Бога Самим Собою по существу не является клятвою, как разъясняет св. отец. «Что совершеннее Бога? Конечно, не найдешь ничего совершеннее. А если ничего нет совершеннее, то значит, что Бог и клясться не может ( εἰδ’ οὔ τι κρεῖσσον, οὐδ’ ἄν ὀμνύοι ποτέ). Как же Писание говорит, что Бог клянется? Как скоро Бог говорить что-нибудь, это уже есть клятва Божия ( λέγει τὶ, τοῦτο δ’ ὅ ρκος ἐστὶ τοῦ Θεοῦ). Как же в Писании говорится, что Бог клянется Самим Собою? Как? Он перестал бы совершенно быть Богом, если бы сказал ложь… И это в естестве Божием, чтобы не лгать» (ibid., стр. 181; ср. греческий текст по цитов. выше изд., стр. 227). Уже отсюда видно, насколько неосновательно ссылаются в подтверждение дозволительности для христиан клятвы Богом на те случаи, когда Бог клялся Самим Собо [70]. И замечательно, что в Новом Завете мы находим только единственное упоминание в Апокалипсисе о клятве «Живущим во веки веков», принадлежащей ангелу (Апок. X:5–6), т. е. в той книге, в коей более всего сохранился ветхозаветный колорит. При том же в данном случае речь идет о действии небожителя, получившего на свое действие непосредственное, нарочитое повеление от Самого Господа Бога. В серьезных оговорках и существенных ограничениях нуждается нередко повторяемое указание на то, что Сам Иисус Христос на суде первосвященника благоволил принять клятву или присягу, ответив утвердительно на «заклинание» первосвященника (Мф. XXVI:63 след.), — откуда иногда выводят, что Господь санкционировал судебную клятву. Однако в случаях заклинания, заклинаемый должен был по закону отвечать: аминь ( γένοιτο). Числ. V:20–22; Второзак. XXVII:15. Между тем, ответ Господа передается теми же самыми словами ( σύ εἴπας), какими Господь отвечал и на обычный, не имевший заклинательного характера, вопрос Иуды ( ΧΧVI, 25). Отсюда возможно предположение, что Господь просто ответил утвердительно на вопрос первосвященника, безотносительно к клятвенной формуле, в какой он был предложе [71]. Возражение, что Христос, если бы Он считал клятву недозволительною, обличил бы первосвященника, — не принимает в соображение того обстоятельства, что запрещение клятвы имеет значение и смысл лишь при условии христианского усовершенствования, возвысившегося над ветхозаветною нравственностью, а не в качестве отдельной заповеди, отдельного, формального предписания (как понимает запрещение клятвы и гр. Л. Толстой). Уместно ли было обличать первосвященника за клятвенную формулу, законом не воспрещенную, когда он готовился сознательно совершить вопиющее преступление — осуждение Невинного? Остается пример св. апостола Павла, неоднократно призывавшего Бога и Господа Иисуса Христа во свидетельство истинности и искренности своих слов (Рим. I:9; Фил. I:8; 1 Фес. II:5. 10; 2 Кор. XI:11. 31; Галат. I:20, 1 Тим. I:21; 1 Кор. XV:31; 2 Кор. I:23).

Однако по изъяснению св. Григория Богослова, «это не клятва» ( ταῦτ’ οὐχὅ ρκου), но «непререкаемое подтверждение важности сказанного» ( πίστωσίς ἐστι τοῖς τοσούτοις ἀῤῥ αγής) (ibid., стр. 182. Греческ. текст по цитов. изд., σ. 227). И по объяснению св. Златоуста, «Павел призывает Бога в свидетели не потому, будто не имели к нему доверия, но делает это по великому расположению, а также для большого убеждения и ободрения». Такое призывание Бога в свидетели действительно не запрещается Господом, ибо Он Сам указывает, что христианину, живущему в мире, лежащему во зле, иногда бывает необходимо употреблять «лишше», чем простое утверждение или отрицание…

Итак, клятву Господом Богом в указанном смысле безусловно запрещает Христос Спаситель. И основание сему, конечно, не клятвенная формула сама по себе, а выражающееся в ней настроение, не совместимое с настроением христианина в отношении к Богу. Христианин, сознавая и живо чувствуя свою всецелую зависимость от Бога, не может ставить Его, своего Творца, Промыслителя, Спасителя и Судию, — говоря образно, — в качестве залога и гарантии истинности своего уверения, с обязательством лишиться Его, отречься от Него, в случае нарушения своей клятвы… Другое дело, — если христианин призывает с благоговением Господа Бога во свидетельство того, что он пред лицом Господа говорит правду и не намерен солгать или обмануть [72])…

Для христиан самих по себе, даже в тех случаях, когда по особенному воодушевлению лица, сообщающего что-либо, или по особенной важности сообщаемого предмета является потребность засвидетельствовать истину с особенною торжественностью или обратить на нее нарочитое внимание других, — достаточно лишь усиленное уверение, подтверждение или отрицание в отношении к сообщаемому.

Ἔ στω( ἔσταιLWHmarg. R marg.) δὲ ὁ λόγος ὑμῶν, ναὶ ναί, οὒ οὔ· τὸ δὲ περισσὸν τούτων ἐκ τοῦ πονηροῦ ἐστιν.

Буди же слово ваше: ей, ей: ни, ни: лишше же сею от неприязни есть.

Конечно, эти слова не означают, что Господь, вместо обычных (у Иудеев) формул, со своей стороны, указывает новую, более простую, — как и по Sanhedrin двойное «да» или «нет» есть уже клятва (Klostermann. S. 192. Ср. и у профессора А. Некрасова, цит. соч., стр. 30), — ибо Господь запретил клятву в указанном смысле вообще, а не те или иные клятвенные формулы. Не только «да, да», «нет, нет», но и простое «да» и «нет» в устах истинного христианина по своему значению равносильны клятвенному уверению, ибо он в каждом своем поступке сознает себя действующим пред лицом Божиим. «Na ί» (ей) и «об» (ни) названы Господом в данном случае как пример наиболее краткой формы выражения утверждения и отрицания, — чем — естественно — не исключались и другие подобные уверения. Сам Господь для торжественного выражения в истинности Своих слов употреблял, как известно, выражения ἀμήν λέγω ὑμῖν, по евангелию Иоанна — двойное ἀμήν(ср. Αп οκ. I, 7: ναὶ, ἀμήν).

Th. Zahn (и другие) высказывает предположение, будто греческий перевод евангелия Матфея в данном случае затемнил смысл оригинала, который, вероятно, гласил: ваше утверждение пусть будет действительным «да», (и ваше) отрицание действительным «нет» (ср. Иак. V:12), т. е. пусть будет ваше «да» и «нет» истинными надежным, а не «да» и «нет» одновременно (2 Кор. I:18), иди сегодняшнее «да» завтра пусть не окажется «нет». Но не только различие в конструкции данного места с конструкцией Иак. V:12, где мысль: пусть ваше λόγος καταφατικός(слово утвердительное) будет простым «да», а ваше λόγος ἀποφατικός(слово отрицательное) — простым «нет», — выражена следующим Образом: ἤ τω δὲ ὑμῶν τ ὸ ναί, ναί. καὶ τ ὸ οὔ, οὔ, — но и самый контекст речи препятствует находить в данном месте Евангелия мысль, тождественную с Иак. V:11. К чему относилось бы в таком случае τὸ δὲ περισσὸν τούτων(лишше же сею), если бы предшествовавшая фраза выражала только «требование стремиться к полной истинности во всех словесных выражениях» (Th. Zahn, S. 249)? Ясно, что речь идет собственно о способах удостоверять истину в необходимых случаях. Однако что совершенно достаточно для истинных христиан в их взаимных отношениях, то недостаточным оказывается для них, в виду их отношений к «миру», где «до жатвы», вместе с пшеницею, растут и плевелы (Мф. XIII:30) и где взаимное доверие людей отравлено господствующим принципом лжи (ср. Иоан. V ΙΙΙ, 43–45). Отсюда то, что «сверх этого», сверх простого удостоверения истинности утверждения или отрицания, — ἐκ τо ῦ πονηροῦ ἐστιν(от неприязни есть), т. е. не само по себе принадлежит к злым вещам (было бы ἐκ τῶν πονηρῶν. Ср. Мф. V ΙΙ, 9; ΧΧVI, 73; Лк. I:5; XXII, 3), ибо само по себе оно может быть не только безразличным, но и высоким, святым, как призывание имени Божия, — но в данном случае, в своем употреблении в виду и ради господствующего в мире недоверия и лжи, психологическим корнем, источником и причиной имеет τὸ πονηρὸν(ср. Мф. V:39; VI; 13; Иоан. ΧV ΙΙ, 15; I Иоан. V:19; Римл. XII:9 (ср. XII, 21); I Фесс. V, 22 [73]