Сельма Лагерлеф - Чудесная свеча

И вот однажды Раньеро взобрался на башню, снял щит, надел его на спину и спустился с ним вниз.

Впервые Франческа заговорила с Раньеро о том, что ее мучило, просила его не унижать род, к которому она принадлежала. Раньеро, ожидавший от жены похвал за его подвиг, очень рассердился. Он ответил, что давно заметил, что она не радуется его успехам, а думает только о своем роде.

– Я думаю о другом, – сказала Франческа, – и это – моя любовь. Не знаю, что станет с нею, если так будет продолжаться.

После этого они часто ссорились, потому что Раньеро всегда ухитрялся затеять то, что Франческе всего меньше могло понравиться.

В мастерской у Раньеро был один работник, маленького роста и хромой. Парень этот любил Франческу, когда она еще не была замужем, и продолжал любить ее и после свадьбы. Раньеро, узнав об этом, стал издеваться над ним, особенно когда сидели за столом. В конце концов вышло так, что мастер, не выносивший, когда над ним смеялись при Франческе, бросился однажды на Раньеро и хотел его поколотить. Но тот только презрительно ухмыльнулся и отшвырнул его в сторону. Тогда бедняга решил, что ему не стоит больше жить, ушел и повесился.

Франческа и Раньеро были женаты уже больше года, когда это случилось. Опять Франческа представила себе свою любовь к мужу в виде куска сверкающей парчи. Со всех его сторон были отрезаны большие лоскуты, он был теперь почти вдвое меньше, чем вначале.

Она очень испугалась и подумала: «Если я останусь у Раньеро еще год, он уничтожит мою любовь, и я сделаюсь так же бедна, как раньше была богата».

Тогда она решила оставить дом Раньеро и переселиться к отцу, чтобы не настал день, когда она возненавидит Раньеро так же сильно, как теперь любит его!

Джакомо дельи Уберти сидел за ткацким станком с мастерами, работавшими рядом с ним, когда она вошла. Он радушно встретил дочь, отметив, что случилось то, чего он давно ждал. Тотчас же он велел прекратить работу и приказал помощникам вооружиться и запереть дом.

Затем Джакомо пошел к Раньеро. Он нашел его в мастерской.

– Дочь моя сегодня вернулась ко мне и просила, чтобы я позволил ей опять жить под моим кровом, – сказал он зятю. – Я рассчитываю, что ты не будешь принуждать ее вернуться к тебе после того обещания, которое ты мне дал.

Раньеро принял это не очень серьезно и ответил спокойно:

– Даже если бы я не давал тебе никакого обещания, я не стал бы требовать обратно женщину, которая не хочет мне принадлежать.

Он знал, как сильно Франческа его любит, и сказал себе: «Она вернется ко мне еще до наступления вечера».

Однако она не явилась ни к вечеру, ни на следующий день.

На третий день Раньеро отправился в погоню за разбойниками, давно беспокоившими флорентийских купцов. Ему удалось одолеть их и привести пленными во Флоренцию.

Несколько дней он провел смирно, пока не удостоверился, что его подвиг известен целому городу. Однако, вопреки ожиданию это не привело к нему Франческу.

Раньеро теперь очень хотелось заставить ее судом вернуться к нему, но он не решался обратиться в суд из-за своего обещания. Жить же в одном городе с женой, бросившей его, ему показалось невозможным, и он уехал из Флоренции.

Он стал сначала наемным солдатом, а вскоре – предводителем вольной дружины. Ему было все равно, с кем драться, и он служил многим господам. . Став воином, он стяжал большую славу, как всегда предсказывал. Император сделал его рыцарем, и он считался героем.

Покидая Флоренцию, он дал обет перед образом Мадонны в соборе, что будет дарить Святой Деве самое ценное и великолепное из того, что приобретет в бою. И теперь перед этим образом постоянно можно было видеть драгоценные дары, пожертвованные Раньеро.

Раньеро знал, конечно, что все его подвиги известны в его родном городе, и очень дивился тому, что Франческа дельи Уберти не возвращается к нему, узнав о его успехах.

В то время проповедовали крестовый поход ради освобождения Гроба Господня, и Раньеро пристал к крестоносцам и отправился на Восток. Отчасти он рассчитывал завоевать там замок или получить в управление целую область, отчасти же надеялся совершить такие блестящие подвиги, что жена снова полюбит его и вернется к нему.

В ночь после взятия Иерусалима в лагере крестоносцев было большое ликование. Почти в каждой палатке шла пирушка, шум слышался далеко кругом.

Раньеро ди Раньери тоже пировал с несколькими соратниками, и у него, пожалуй, было еще шумней, чем где-либо. Слуги едва успевали наполнить кубки, как они снова пустели.

Раньеро имел повод веселиться: в этот день он прославился больше, чем за всю жизнь до сих пор. Утром, когда штурмовали город, он первым влез на стены за Готфридом Бульонским и вечером был почтен за свою храбрость перед всем войском.

Когда грабежи и убийства кончились, и крестоносцы в покаянных одеждах с незажженными свечами в руках вошли в храм при Гробе Господнем, Готфрид объявил, что дозволяет ему первым зажечь свечу от святых огней, горящих перед Гробом Христа. Раньеро подумал, Готфрид хочет показать таким образом, что считает его храбрейшим во всем войске, и очень радовался такой награде за подвиги.

Поздно ночью, когда все находились в наилучшем состоянии духа, в палатку Раньеро пришли шут и двое музыкантов, ходившие по лагерю и развлекавшие солдат своими затеями, и шут попросил позволения рассказать о смешном приключении.

Раньеро знал: шут этот славился своим остроумием, и собрался слушать.

– Случилось однажды так, – начал шут, – что Господь и Святой Петр сидели на высокой башне в райской крепости и смотрели вниз на землю. И столько они видели интересного, что едва успевали обменяться словом. Господь сидел неподвижно, а Святой Петр то отворачивался с отвращением, то ликовал и радостно улыбался, то плакал и стонал. Наконец, когда сумерки спустились над раем, Господь сказал Святому Петру, что теперь он может быть доволен.

«Чему же это я должен радоваться?» – спросил Святой Петр.

«Я думал, – сказал Господь кротко, – ты будешь доволен тем, что видел сегодня».

Но Святой Петр отвечал:

«Правда, я много лет горевал, что Иерусалим во власти неверных, но после того, что случилось сегодня, я нахожу, что все могло оставаться по-старому».

Раньеро понял, что шут говорит о случившемся в этот день. И он, и другие рыцари стали слушать с большим интересом, чем вначале.

– Сказав это, – продолжал шут, бросив на рыцарей лукавый взгляд, – Святой Петр перегнулся через зубцы башни и указал вниз.

Он показал Господу на город, лежавший на большой одинокой скале, поднимавшейся над горной долиной.

«Видишь ли Ты горы трупов, – сказал он, – видишь ли Ты кровь, струящуюся по улицам, видишь ли Ты обнаженных несчастных пленных, стонущих в ночном холоде, видишь ли дымящиеся пожарища?»