Джон Гриндер - Шепот на ветру

2. Развертываются также инструментальные наблюдения, дающие доступ к очень большому и очень малому, очень быстрому и очень медленному, то есть к тем аспектам мира, которые в некоторых случаях попадают в узкие пределы восприятия ПД, но вследствие значений соответствующих переменных – размера, скорости и т.д. – наш сенсорный аппарат, унаследованный от истории нашего вида, не способен отобразить их на ПД.

Практические успехи приложений этих абстрактных физических теорий напоминают нам, что хотя мы никогда не получим прямого сенсорного доступа к реальному миру, возможно все же обнаружить и кодировать паттерны, по-видимому, действующие в нем, что ведет к важным практическим успехам.

Стратегии инструментального наблюдения и измерения, переплетенные между собой, придают физике и связанным с ней областям науки особый эпистемологический статус в тех областях их деятельности, где применимы эти стратегии. В настоящее время это единственные виды деятельности, какие могут претендовать на приближение к прямому соприкосновению с реальным миром (как бы ни были странны области такого соприкосновения). Это вытекает из того, что приборы не подвержены тем неврологическим преобразованиям, которые определяют события в ПД.

Рассмотрим теперь выводы из вышеизложенной эпистемологии, касающиеся неврологии. Мы полагаем, что они составляют еще один шаг, удаляющий область деятельности этой дисциплины от реального мира. Дело в том, что значительное большинство ее предметов не имеет прямого соприкосновения с миром. И в самом деле, они относятся к двум областям:

1. Во-первых, это множество отображений между реальным миром, изучаемым физиками, и ПД. С нашей точки зрения, задача неврологии – установить структуры и функции неврологических преобразований. Конечные результаты ее должны позволить нам понять систематическое образование паттернов, создающее тот прямой опыт, который мы назвали ПД.

2. Во-вторых, это отношения между преобразованными элементами ПД. Оказывается, что ПД образует паттерны, хотя и отчасти независимые от мира физиков, но все же несущие в себе свою собственную неумолимую логику – внутреннюю логику, навязываемую организацией нервной системы человека.

Обратим теперь внимание, в свете нашей эпистемологии, на работу лингвистов, логиков, математиков и т.д. Их задача также состоит из двух областей:

1. Во-первых, отображения между ПД и мысленными картами, которые подавляющее большинство людей принимает за действительность. Это и есть в самом деле их действительность. Их позицию хорошо выразил лингвист Дерек Биккертон:

Конфликты между представлениями мучительны по многим причинам. На весьма практическом уровне, мучительно иметь модель действительности, расходящуюся с моделями окружающих. Но почему бы это должно было беспокоить людей, если модель – это всего лишь модель, наилучшая догадка о действительности, какую делает каждый из нас? Потому что никто ее не рассматривает таким образом. Если модель – это единственная действительность, какую вы можете знать, то эта модель и есть действительность, а поскольку действительность может быть только одна, то человек с иной моделью должен быть неправ.

Дерек Биккертон, Язык и вид ,

1990, стр. 249.

Ответом на вызывающий вопрос Биккертона являются в точности те соображения, которые мы высказали выше по поводу специальных эпистемологических операций инструментального наблюдения и измерения, применяемых физиками. В этом специальном контексте они в самом деле имеют большое значение.

2. Во-вторых, образование паттернов внутренней логики естественного языка и его производных – формальных систем, которые мы развили и постоянно налагаем на ПД (примером является синтаксис естественного языка).

С этой последовательностью профессий связаны различные виды деятельности. Такие дисциплины, как физика, химия, физиология и т.д. представляют систематическое исследование множества отображений между миром и специальным множеством мысленных карт, называемых теориями. Как правило, эта деятельность происходит в нескольких фазах или на нескольких уровнях, хотя эти различия вообще не воспринимаются отчетливо и недостаточно глубоко оцениваются. Как указано выше, такая деятельность обычно начинается с наблюдений над элементами множества, определяемого результатом неврологических преобразований (ПД). По мере того как эти наблюдения становятся более изощренными, в них играет все возрастающую роль инструментальное наблюдение и измерение, помогающее работе исследователей. Операции наблюдения и измерения доставляют таким ученым второе описание мира. Как уже было сказано, эти операции (инструментальные наблюдения и измерения) имеют особый эпистемологический статус, поскольку они отличаются рядом признаков от всех видов прямых наблюдений (в пределах ПД). Укажем два различия:

1. Эти операции не подвержены прямому действию нормальных неврологических преобразований, определяющих человеческую нервную систему. 15

2. Эти операции выполняются внешним образом, и их результаты как правило отображаются единым и однозначным объектом – некоторым числом или множеством чисел, достаточно прочным, чтобы пройти через наши нервные преобразования без существенной деградации.

При выполнении этих отображений происходят сравнения между миром и нашим нормальным опытом – ПД; в этих сравнениях используются специальные эпистемологические операции, называемые инструментальным наблюдением и измерением. Конечной целью этой работы является действенная модель отношений между элементами самого мира, а не между элементами ПД.

Когда ученый пытается описать различия, получаемые при сравнении нормальных наблюдений над ПД и этих специальных эпистемологических операций, его деятельность подвержена второму множеству преобразований. Более конкретно, это лингвистические преобразования и их производные – лингвистика, математика, логика и т.д. Эта часть научной деятельности явно относится к множеству эпистемологических операций высшего порядка – более удаленных от образования паттернов в реальном мире.

Множество неврологических преобразований между деятельностью на уровне рецепторов и ПД – это область невролога, анатома, физиолога и т.д., которую можно считать эпистемологической деятельностью, отстоящей на шаг дальше от паттернирования реального мира. Опять-таки, когда невролог начинает объяснять свои результаты – самому себе или коллегам – то его поведение относится к еще более высокому уровню эпистемологической деятельности, а именно, к лингвистическим преобразованиям (и их производным).