dmitry - Кен Уилбер Б Л А Г О Д А Т Ь И С Т О Й К О С Т Ь

Эта практика показалась мне очень полезной, особенно в такой ситуации, когда у меня не было сил на медитацию. Мое эго было таким травмированным, таким израненным — я накопил такое количество обид (реальных или надуманных), — что одно умение прощать было способно разомкнуть кольцо боли в моем обособившемся «я». Чем сильнее были «травмы», тем больше я замыкался в себе, тем болезненнее становился сам факт существования «других» и тем больше становилась вероятность получить новые травмы. Если же я понимал, что неспособен простить других за их «бесчувственность» (иными словами, за ту боль, которую я, замкнувшись в себе, причинял себе сам), то я использовал другую аффирмацию из «Курса чудес»: «Бог есть Любовь, в которой я прощаю».

Что же касается Трейи, то у нее началась глубинная психологическая перестройка, внутренний сдвиг, и благодаря ему стали разрешаться проблемы, которые Трейя считала главными и самыми сложными в своей жизни; этот сдвиг стал приносить плоды примерно через год, когда она поменяла имя с Терри на Трейя, — для нее этот сдвиг означал переход от «делания» к «бытованию».

Ура! У меня начались месячные. Может быть, мне все-таки удастся родить Кену ребенка. В жизни определенно намечается прогресс. Силы вернулись ко мне настолько, что я собираюсь снова начать бегать. Все чаще испытываю настоящую радость — совсем как раньше, но с той лишь разницей, что теперь я стала гораздо спокойнее и не так остро реагирую на общую ситуацию. Жизнь становится похожей на приятную вечеринку...

Самое главное. Оказалось, что у Кена какая-то вирусная инфекция, которую он, скорее всего, подхватил в прошлом году в Инклайне. Это выяснил после обстоятельного анализа крови доктор Белкнэп — тот же врач, что обнаружил у меня узелок. Кен отнесся к открытию скептически, он считал, что все дело в общей подавленности и поэтому проконсультировался еще с двумя врачами, но оба поставили такой же диагноз. Кен перестал списывать свое переутомление на депрессию и буквально на следующий день, как и следовало ожидать, его настроение поменялось! У него все еще неспокойно на душе — весь этот ужас сильно на нем сказался, — но общая подавленность прошла, как только был поставлен правильный диагноз. Этот вирус все еще сидит в нем — он явно не инфекционный, — но Кен учится справляться с его действием, так что энергия возвращается и к нему. Господи, что же он пережил, не зная, что эта дрянь сидела в нем! Он сказал, что был на грани самоубийства, — это меня серьезно напугало. Я боюсь рака только по одной причине: не хочу оставлять Кена одного. Если бы он покончил с собой, даже не знаю, что бы я сделала. Наверное, отправилась вслед за ним — на тот момент ничего другого мне не оставалось.

Один из положительных итогов прошлого года заключается в том, что мой перфекционизм заметно сдал позиции. Этот клоун, который заправляет сидящим во мне скорпионом критического отношения к себе, причинил мне кучу хлопот. Я вечно «работаю над собой», мне надо, чтобы все было идеально, — верный признак того, что у меня в жизни не все в порядке. Иногда я замечаю, как этот инстинкт срабатывает на бытовом уровне: к примеру, когда я занималась нашим домом на Тахо, мне надо было, чтобы все, до мелочей, было идеально. Стоило мне осознать, сколько волнений мне это приносит, и этот саморазрушительный порыв стал ослабевать. Теперь я гораздо больше стремлюсь принимать все как есть. Сколько же я пережила из-за своего упрямства, из-за желания сделать все идеально, «так — и никак иначе». Ну а дальше-то что? Жизнь полна трудностей даже на бытовом уровне, не говоря уж о психологическом. Если нам удается в принципе наладить жизнь — этого уже вполне достаточно. Жажда совершенства только плодит проблемы. Если хочешь сделать все идеально, то вряд ли сделаешь что-нибудь вообще. Мы тратим все свое время на мелочи (одна из моих привычек), а из-за этого теряем из вида общую картину, общий смысл. Теперь я меньше стремлюсь к совершенству и больше — к тому, чтобы наладить нормальную жизнь в целом, больше стремлюсь принимать и прощать.

В последнее время я чувствую в себе больше смирения. Теперь я яснее вижу, как проблемы, с которыми мне приходится сталкиваться в жизни, — сложности в отношениях с друзьями и мужем, трудности в общении, мои сомнения и страхи, финансовые затруднения, вопросы о моей жизненной миссии, сомнения насчет моего призвания, желание найти смысл в тех мучениях, через которые нам довелось пройти... — как все это почти в точности совпадает с тем, что приходится переживать другим людям. По-моему, раньше я всегда в какой-то степени считала себя той маленькой девочкой в белом доме на холме, которая считает, что общие законы на нее не распространяются, что она особенная, не такая, как все. А теперь я понимаю: я именно такая же, как и все, и мои проблемы — это архетипические проблемы, с которыми люди работают уже века. В результате рождается смирение какого-то нового свойства, готовность на новом уровне принимать мир как он есть, непривычное желание приветствовать все, что происходит. И вдобавок — и это прекрасно! — мощное чувство единства с другими, словно все мы — части одного существа, которое учится справляться со сложностями и растет по мере продвижения. «Я не особенная» одновременно означает «я не обособлена от других».

В каком-то смысле мой фокус сузился до желания жить сейчас. Я спокойней отношусь к тому, что делаю, даже если это и не удовлетворяет сидящего во мне перфекциониста. Я учусь просто делать то, что должно быть сделано. Отбрасывать нетерпение, рубить свои дрова, а не чужие, носить воду из ближайшего ручья, а не бродить в поисках другого. Даю себе время, чтобы исцелиться. Сформировать внутри себя спокойное свободное пространство и посмотреть, что в конце концов из него проявится.

Для меня важно, что я хожу на прогулки, в том числе долгие — они заставляют чувствовать свою силу, дают физическую нагрузку и напоминают мне об изысканной красоте закатов, мягком шелесте морского ветра в ветвях деревьев, о блаженстве видеть, как играет солнце в капельках росы.

Сад с огородом — самое полезное, что я сделала за последнее время. Я работаю там почти каждый день— дважды прокопала грядки (и вытащила все камни и камушки), посадила салат и цветную капусту, горох и шпинат, морковку и редиску, огурцы и помидоры. Все семена разные; некоторые настолько крохотные, что непонятно, как в них уместилось столько генетической информации, а у других такая странная форма, что они вообще не похожи на семена. Посев растянулся на несколько недель; что-то я, наверное, посадила слишком поздно, так что на обильный урожай рассчитывать не стоит, но мне даже неважно, что там вырастет (неужели я это написала? Мне ведь всегда был важен конечный результат!), — я испытываю удовольствие, когда наблюдаю, как побеги пробиваются через хорошо подготовленную почву, как появляются ряды листьев, по которым можно догадаться, что это за растение, а потом смотрю, как каж- дое растение становится отчетливо похожим само на себя. Iopox, который цепляется своими крохотными вьющимися усиками за прутья изгороди, — пожалуй, самое мое любимое. Я столько возилась с грядками, что у меня ломит спину, но чувство радости от того, что я хорошо подготовила почву для растений и теперь наблюдаю за их благодарным откликом, действует на меня исцеляюще. Я соприкасаюсь с жизнью благодаря своему огороду, и мне хорошо от того, что я забочусь о растениях, вместо того чтобы требовать заботы о себе. Это прекрасно — быть в состоянии давать и не нуждаться в том, чтобы принимать. Видеть прямые результаты своего труда, вместо того чтобы надо мной трудились другие. Заботиться о Кене, вместо того чтобы самой нуждаться в заботе.