Тензин Гьяцо - Представь себе… Беседы о деньгах, политике и жизни вообще

Я также считаю, что в наши дни важную роль в проблеме власти играют средства массовой информации. Даже если политик пытается совершить что-то тайно, Журналисты зорко за всем следят и всюду суют свой.длинный, как у слона, нос. Мне нравится дразнить моих друзей-журналистов во время пресс-конференций. Важно, чтобы журналисты также тщательно следили за мотивами своих собственных действий – они должны оставаться правильными .

Фабьен : Когда вы встречаетесь с главами других государств, например с Бушем, Миттераном и так далее, пытаетесь ли вы исподволь влиять на них, дабы помочь им сделать их поступки более гармоничными?

Далай Лама : В целом, я не провожу различия между теми, кого встречаю, будь то нищие, Папа Римский или президент Буш. Я встречаюсь с ними как с людьми. Попытаюсь ли я вести серьезный разговор – зависит от степени восприимчивости и отношения данного человека. Один президент действительно хотел обменяться со мной идеями на более глубоком духовном уровне. Конечно же, мне хотелось помочь ему в его духовном развитии любым доступным мне способом. Когда я впервые встретился с Жаком Шираком – а тогда он был мэром Парижа, – мы подробно обсудили вопросы сострадания и терпимости.

Фабьен : Если учитывать ту огромную ответственность, которая лежит на этих лидерах, не пытались ли вы заронить в них маленькое зернышко осознанности, чтобы они как руководители больших человеческих сообществ стали более пробужденными?

Далай Лама : Не важно, руководитель это или нет, но, если человек не восприимчив, я никогда не пытаюсь донести до него свои идеи. Если он склонен вести себя несколько высокомерно, я тоже пытаюсь быть таким. Я вынужден. Если же мой собеседник чувствует во время нашей встречи что-то настоящее, то и я это тоже чувствую. У меня нет причин без необходимости склонять голову. Обычно, если во время встречи человек настроен негативно, мои высказывания становятся короче и я больше полагаюсь на своего переводчика. Если же собеседник искренен, я пытаюсь изъясняться на моем ломаном английском. Я вам приведу еще один пример. Лет тридцать назад я познакомился с англичанином Феликсом Грином, который был довольно близким другом покойного китайского лидера Чжоу Эньлая. Многие годы мистер Грин регулярно посещал Китай и был большим почитателем как страны в целом, так и коммунизма. Он приехал в Дхарамсалу и привез несколько фильмов, надеясь показать мне, как счастливы теперь жители Тибета, и объяснить, что все не настолько плохо, как думали мы, тибетцы, живущие в изгнании. Он пытался убедить меня, что в моей стране все в порядке. Три или четыре дня мы говорили и спорили. После многочасового разговора он наконец изменил свое отношение ко многим вещам. В таких случаях хороший довод, основанный на искренних побуждениях, может привести к положительному результату – при условии, что обе стороны стараются быть объективными. Это очень полезно – говорить, говорить, говорить, пока не найдется решение.

Фабьен : Но когда у вас появляется возможность обменяться мнениями с главами других государств, вы пользуетесь ею?

Далай Лама : Это очень сложно. На мои беседы с главами государств редко отводится больше получаса.

Фабьен : Я надеялся, что вы, возможно, используете какую-то магическую силу.

Далай Лама : Если бы я обладал магической силой, я бы уже давно применил ее к Дэн Сяопину. Совершенно ничего не получается! У меня нет никакой магической силы.

Фабьен : Как вы думаете, если бы мировые Лидеры каждый день медитировали по пять-десять минут, это принесло бы пользу?

Далай Лама : Несомненно. Больше тридцати лет назад в Дарджелинге я принимал участие в духовной церемонии с Кармапой* (глава школы тибетского буддизма кагью*) . Бывший главный министр Западной Бенгалии выступил с речью, в которой, чтобы подчеркнуть свою скромность, сказал: «Я не духовный человек, я политик». Когда подошла моя очередь говорить, я полушутя, но на самом деле совершенно серьезно ответил ему, что духовность гораздо более важна для политика, чем для того, кто уединенно живет в горах в поисках духовного пробуждения. Отшельник, даже если он и не занят духовными поисками, не сможет нанести вред другим, а вот о политике этого не скажешь. Политик – важная в обществе фигура, и ему крайне необходима духовность. Если сознание такого человека искажается, то он может нанести огромный вред многим людям. Следовательно, очень важно, чтобы лидеры наций воспитывали в себе спокойное состояние духа, альтруистическое отношение и настоящее чувство всеобщей ответственности.

Фабьен : Знаете ли вы других лидеров, кроме вас, кто регулярно медитирует?

Далай Лама : Сложно сказать. На самом деле один или двое из них просили у меня духовного совета.

Фабьен : Вы чувствуете себя ближе к Джону Леннону, мечтателю, или к Ганди, политику?

Далай Лама:?!

Фабьен : Позвольте объяснить. Леннон был не Главой государства, а известным певцом. Его песня «Imagine All the People» («Представь себе») имела огромный успех во всем мире. Вот, я принес вам ее текст.

Далай Лама:

Фабьен : Леннон был пламенным борцом за мир. Это послужило одной из причин его убийства. Его убили, как Махатму Ганди, Мартина Лютера Кинга и Анвара Садата. У него были замечательные идеи, но его не назовешь типичным мировым лидером.

Ваше Святейшество, вы духовный и светский лидер тибетского народа, но сегодня живете в изгнании. У вас та же харизма, что была у Ганди, но нет такого влияния, как у Буша или других мировых лидеров. Кем вы себя чувствуете: символом надежды или просто общественным деятелем? Какова роль четырнадцатого Далай Ламы в мировом мирном процессе?

Далай Лама : Я не знаю.

Фабьен : Вы мечтатель, артист или, может, и то, и другое?

Далай Лама : Я очень тесно связан с Тибетом и тибетцами, и в этом смысле я обычно считаю себя борцом за мир ненасильственными методами. Как видите, я не совсем такой, как Леннон. Но в то же время… я не знаю. Это очень огорчает меня. Тибетцам трудно это принять, ведь обе мои роли взаимосвязаны. Для других народов Далай Лама – это просто еще один человек, который мечтает о мире без оружия и войн. Простой буддийский монах, у которого нет ни власти, ни страны. И я ничего не могу с этим поделать – я чувствую свою ответственность за всех этих беженцев из Тибета, которые так тесно связаны со своей страной.