Александр Шевцов (Андреев, Саныч, Скоморох) - Очищение. Том.2. Душа

Поэтому я вынужден отделять все попытки Юркевича навязывать мне какие-то религиозные выводы из рассуждений о сердце. Более того, я даже особо не буду приводить библейскую составляющую его рассуждений. Для меня она несущественна как раз потому, что Юркевич лишь опирается на цитаты из Библии. Но как только он эту цитату привел, как вдруг его благочинная сдержанность с него слетает, и он принимается взахлеб рассказывать о сердце и душе.

Это значит, что он, как русский человек, и сам видит то, о чем говорит Библия. И Библия ему нужна не для рассказа о сердце и душе, а для нравственного вывода, который он отсюда пытается сделать. Вывод этот, в сущности, есть требование сделать выбор жизненного пути, поэтому я оставляю его для личного прочтения. Меня интересует лишь то, как раскрывается Юркевичем понятие души.

Поэтому я просто последовательно пройду вслед за его рассуждениями по всему сочинению.

Исходное положение сочинения жестко задает точку отсчета, от которой будет рассматриваться мир душевной жизни.

«Кто читает с надлежащим вниманием слово Божие, тот легко может заметить, что во всех священных книгах и у всех богодухновенных писателей сердце человеческое рассматривается как средоточие всей телесной и духовной жизни человека, как существеннейший орган и ближайшее седалище всех сил, отправлений, движений, желаний, чувствований и мыслей человека со всеми их направлениями и оттенками» (Юркевич. Сердце, с. 69).

Чуть ниже Юркевич сделает уточнение: «Сердце есть средоточие душевной и духовной жизни человека» (Там же).

Так что никакого сомнения нет, речь идет и о душе. Как я уже предупреждал, библейские цитаты я опущу, поскольку меня не интересует история библейской психологии. Мне нужно живое самопознание, поэтому я выберу те места, которые откликаются у самого Юркевича и отзываются у меня. Я надеюсь, и у вас.

Если быть честным, то работа эта написана слабо. Юркевичу едва перевалило за тридцать. Он, очевидно, честолюбив и хочет известности. Иначе он не принял бы всего через год после этого предложение бросить духовную службу и переехать в Москву, в Университет. Поэтому написана эта работа так, что многочисленные и не очень внятные выдержки из Библии как бы отводят глаза от недостатков собственного исследования.

Первый недостаток — это отсутствие четких понятий и определений. Сердце есть средоточие душевной и духовной жизни. Что такое душа? Что такое дух? Отличаются ли они между собой для Юркевича? Если отличаются, то почему в первом высказывании про сердце он вообще забывает о душе, а во втором она появляется?

Далее, что такое средоточие? Это некое пространство, где происходит вся эта душевная деятельность? Или же сердце просто может ее ощущать? Оно как бы тот орган, через который душа действует?

Вопросы эти не могут не возникнуть при исследовании, но в начале их нет. Он просто заявляет то, в чем современник, по его мнению, усомниться не может, и тем как бы набирает материал описания этого весьма приблизительного определения средоточия. Делается это примерно так.

Сначала он заявляет какое-то положение, вроде: «Сердце есть седалище всех познавательных действий души» (Там же, с. 70). Затем приводит выдержки из Библии, описывающие нечто подобное: «Уразуметь сердцем— значит понять (Втор. 8, 5); Познать всем сердцем — понять всецело (Иис. Нав. 23,14). Кто не умеет сердца разумети, у того нет очес видети и ушес слышати (Втор. 29, 4)» (Там же).

Таким образом набираются черты понятия «сердце» в Библии. Я приведу основные.

«Что мы твердо помним, напечатлеваем в душе и усвояем, то влагаем, полагаем, слагаем и записываем в сердце своем» (Там же).

«И как мышление есть разговор души с собою, то размышляющий ведет этот внутренний разговор в сердце своем» (Там же, с. 71).

«Сердце есть средоточие многообразных душевных чувствований, волнений, страстей. Сердцу усвояются все степени радости, от благодушия (Исх. 65,14) до восторга и ликования пред лицом Бога (Пс. 83, 3)» (Там же).

«Наконец сердце есть средоточие нравственной жизни человека» (Там же).

От этого описания, как кажется в начале, постепенно делается переход к некой иной анатомии человека. Пожалуй, можно ее назвать духовным составом. Вещь эта сложная для видения, и Юркевич не дает возможности понять, видит ли он этот состав сам, или же лишь слепо перелагает то, что сказано в писании. Но видеть можно как прямо, так и опосредовано. И видение сквозь описания — это тоже видение. Он определенно видит духовный состав, глядя в различные тексты, описывающие его. Но вот вопрос: хочет ли Юркевич видеть некий духовный состав человека, как видели его мистики, или ему нужно иное видение, попроще?

Я приведу некоторые из черт духовного состава, описанные Юркевичем с помощью библейских исследователей.

«Как средоточие всей телесной и многообразной духовной жизни человека, сердце называется исходищами живота или истоками жизни» (Там же, с. 72).

Живот — это жизнь по-древнерусски. Но живот — это и живот, брюхо. Говорит ли здесь Юркевич только о том, что сердце обеспечивает нашу жизнь, или же он говорит и о связи этого не совсем сердца с тем животом, который хранит нашу жизнь? То, что это сердце — которое не совсем сердце, а средоточие — находится прямо в настоящем сердце, он отметит уже на следующей странице, показывая, что речь о сердце ведется не в переносном смысле.

«Апостол Павел пишет к коринфянам: послание наше есте вы, написанное в сердцах ваших, знаемое и прочитываемое от всех человек: являеми яко есте послание Христово сложенное нами, написано не чернилам, но Духом Бога жива, не на скрижалех каменных, но на скрижалех сердца платяных (2 Кор, 3,2–3).

Эти выражения показывают совершенно определенно, что священные писатели признают средоточием всей телесной и органом всей духовной жизни то самое плотяное сердце, которого биение мы чувствуем в нашей груди. Когда человек страждет духовно, то это плотяное сердце отторгается от места своего (Иов. 37,1)» (Там же, с. 73).

Как видите, он предпочел из всего обилия возможностей, которые предоставляет Библия, избрать самое плотское, анатомическое понимание сердца. Тут Юркевич, конечно, вступил на довольно опасную почву, потому что плотяное, плотское сердце к этому времени уже было присвоено в качестве предмета изучения физиологами. И именно в ответ Юркевичу и подобным исследователям духовного состава и родились всем известные изрядно остроумные отповеди, вроде той, что до последнего времени говорят врачи: мы человека вскрывали много раз, но души там не видели!

Юркевич чувствовал, что вступает на ненадежную и к тому же чужую почву, и потому последующие несколько страниц посвящает обыгрыванию всяческих физиологических предположений о том, как же сердце может быть органом души, если им сейчас считается мозг. В итоге он вынужден строить некую «иную» физиологию высшей нервной деятельности, которая сводится вот к такому заявлению: