Александр Берзин - Развитие сбалансированной чувствительности: практические буддийские упражнения для повседневной жизни (дополненное второе издание)

Чтобы надлежащим образом деконструировать собственные беспокоящие переживания, нам необходимо понимать, что мы действительно существуем. Однако мы существуем не как прочное «я» в нашей голове, которое нам следует обезопасить. Нам не надо доказывать, подтверждать или защищать свое существование. Нам также не нужно заглушать его чем-либо. Тщетные попытки это сделать несут нам лишь метания по волнам собственных беспокоящих переживаний. Далее, нам необходимо понять, что поступки, слова и прочее лишены волшебной силы, которой, по-нашему мнению, они обладают и которая может даровать нам безопасность, если мы совершаем или избегаем их.

Деконструкция не означает, что в наших взаимоотношениях с окружающими не будет чувств: естественная работа семи аспектов умственной деятельности продолжится. Не находясь более в бесконечном поиске ускользающей безопасности, мы можем действовать, говорить, познавать чувственные и умственные объекты, любить, прилагать усилия, отдыхать и радоваться жизни со сбалансированной чувствительностью.

Во время первой фазы этого упражнения мы вспоминаем случаи, когда наше цепляние за что-либо ради безопасности было основано на проецировании тройственных видимостей семи аспектов нашей умственной деятельности и вере в эти видимости. Для каждого из семи умственных действий мы рассматриваем четыре возможные формы этого синдрома: когда мы цепляемся за совершение действия; или цепляемся за то, чтобы быть объектом чужих действий; когда мы боимся совершать действие; и когда чувствуем неловкость, будучи объектом действий других. Мы также пытаемся вспомнить любые, возможно сопровождавшие наш опыт, переживания бесчувственности к другим или гиперчувствительности к происходящему.

В этом упражнении мы работаем с распространенными примерами каждого синдрома. Позже мы можем самостоятельно исследовать другие формы. Если мы никогда не попадали в какие-либо из описанных ситуаций, мы пытаемся сопереживать кому-нибудь, кто, как мы знаем, страдает от таких проблем, и представить, на что это может быть похоже. Для практики на семинаре ведущий группы может выбрать один синдром для каждой из семи естественных функций ума. Практикуя дома, мы можем поступить так же, выбирая только те формы, которые относятся лично к нам. Для продвинутой или тщательной практики мы можем рассматривать все приведенные варианты.

Мы начинаем с создания спокойного, заботливого пространства, а затем вспоминаем соответствующий случай и собственное несбалансированное поведение. Сожалея о страдании, которое, возможно, повлекло за собой наше поведение, и принимая решение избегать такого поведения в дальнейшем, мы пытаемся определить появившуюся у нас тройственную видимость. Она могла принять одну из двух форм. Воображаемая тройственность могла состоять из (1) якобы прочного деятеля, «меня», который надеется обрести безопасность, цепляясь, избегая или погружаясь в (2) якобы прочную деятельность, направленную на (3) якобы прочный объект. Или же тройственность могла состоять из (1) якобы прочного получателя, или объекта, «меня», который надеется обрести безопасность посредством цепляния, избегания или погружения в (2) якобы прочное действие, совершенное (3) якобы прочным деятелем. Мы спроецировали одну из этих тройственных фантазий на волну нашего переживания, а ветры кармы взбили это переживание во что-то чудовищное.

Осознавая нелепость своей фантазии, мы представляем, что переживаем эту ситуацию заново. Наш ум ясного света естественным образом поднимается и создает импульс к ответному действию. Смешанный с заблуждением, импульс растет, как волна, и вызывает обманчивую тройственную видимость действия, которое мы хотели бы совершить. В результате импульс разрастается и становится побуждением отреагировать невротическим образом. На этом этапе мы останавливаем бурлящий процесс. Вспоминая, что спроецированная нами видимость не имеет никакого отношения к реальности, мы представляем, как проектор тройственного кинофильма в нашем уме выключается и растворяется. При этом мы убеждаемся, что избегаем двойственного чувства якобы прочного, параноидального «меня», которое выключает якобы прочный проектор в нашей голове. Представляя, что ветры нашей кармы затихают, мы стараемся ослабить цепляние или страх. Волна переживания больше не кажется нам чудовищной, ее рост замедляется.

По сравнению со всем океаном, волны умственной деятельности – поверхностное явление. Они не способны нас потревожить: они естественным образом проходят. Понимая это, мы возвращаемся к изначальному импульсу: просто реагируем на ситуацию действием. Однако теперь мы представляем, что участвуем в деконструированной деятельности без тройственности, без озабоченности собой, напряженности или беспокойства. Мы пытаемся переживать воображаемое действие как волну, которая естественным образом поднимается из ума ясного света и естественным образом оседает обратно. Таким образом мы достигаем нетройственного переживания волны естественной умственной деятельности.

В качестве последнего шага мы вспоминаем, как другие люди поступали по отношению к нам каждым из беспокоящих способов: навязывали ненужную помощь, не переставая говорили и так далее. Чтобы ослабить собственную гиперчувствительную реакцию, мы стараемся понять, что этот человек находился под воздействием одной из естественных функций ума, смешанной с тройственной видимостью. Этот человек ради безопасности крепко держался за (1) якобы прочную деятельность, чтобы быть (2) якобы прочным деятелем, когда взаимодействовал с (3) якобы прочным объектом. Или же человек боялся (1) якобы прочной деятельности, считая ее угрозой, когда мы, (2) якобы прочный деятель, направляли ее на этого человека как на (3) якобы прочный объект.

Благодаря этому прозрению мы деконструируем собственное тройственное восприятие поступка этого человека. Мы снова пользуемся образами выключающегося и растворяющегося проектора нашей фантазии, затихающих ветров нашей кармы и оседающей волны переживания. Затем, как в пятнадцатом упражнении, мы направляем на этого человека сострадание, желая ему или ей освобождения от страдания, создаваемого его или ее заблуждением. Наконец, мы пытаемся представить, что наша реакция соответствует ситуации и нетройственна и мы поступаем со сбалансированной чувствительностью.

(1a) Чтобы развеять чувство постоянной необходимости быть занятыми, мы вспоминаем изумительный разговор за обеденным столом. Когда все доели десерт, мы вскочили и сразу же помыли посуду, потому что не могли продолжать беседу из-за беспокойства. Возможно, во время разговора мы ощущали себя «не на месте» и бессознательно надеялись, что, погрузившись в мытье посуды, мы избежим неуверенности и неловкости. Наша бесчувственность, проявившаяся в возне с посудой, погубила разговор. Сожалея о своем поступке, мы смотрим сквозь тройственную видимость якобы прочного услужливого «я», якобы прочных невыносимо грязных тарелок и якобы прочной безотлагательной задачи – мытья посуды, и представляем, что ведем себя в этой ситуацией иначе. Мы пытаемся почувствовать, что проектор остановился и волна нашего стремления что-нибудь сделать осела. Затем мы представляем, как с удовольствием продолжаем разговор, не испытывая при этом беспокойства. Мы убираем со стола только после окончания беседы.