Бидия Дандарон - Избранные статьи; Черная Тетрадь; Материалы к биографии; История Кукунора Сумпы Кенпо

«Мое имя на самом деле Леонард, я родился 23 сентября 1935 года. В 1937 г. находился в детдоме с Любой. Мать вскоре посадили. Сколько времени она провела в тюрьме, неизвестно. Некоторые говорили, что она просидела два месяца, некоторые — два года. В тюрьме она заболела костным туберкулезом. Меня же в это время поместили в Псковский детский приют. Мою сестру Любу сослали в Белоруссию (по словам отца), и ее след затерялся. Маму в этом же 1937 году выпустили и приказали в течение 48 часов выехать из Ленинграда. Перед отъездом нашла только меня. Приехала в Аларь (Иркутская область) к родственникам. Там в больнице и умерла. Это было предположительно в 1939 или в 1940 г. Меня отправили в Иркутск к дяде Гудорже. Затем приехала тетя Монлам (старшая сестра отца, в замужестве Хамисова) и забрала в Баяндай. Жил там до 1943 года».

Пути Любы Дандарон, первого ребёнка, затерялись. Как дочери репрессированного ей могли изменить фамилию. Бидия Дандарович уже после реабилитации 1956 года и даже ранее искал её, но безрезультатно.

Тюремная жизнь Дандарона известна лишь по кратким, но ярким эпизодам, о которых он сам рассказывал своим ученикам в 1966— 1972 гг.

В начале своего заключения, в 1937 г., Бидия Дандарович созерцал Ваджрапани. С ним в камере сидел заключенный, по национальности еврей, он очень боялся расстрела. Бидия Дандарович прочел ритуал и обнадёжил его, уверяя, что тот не погибнет. Наконец, настал день суда, объявили приговор — высшую меру, и тут же заменили на двадцать пять лет.

Во внутренней тюрьме на ул. Воинова (ныне снова улица Шпалерная) в Ленинграде политзаключённым давали книги из тюремной библиотеки. Так как она формировалась из конфискованных библиотек людей весьма образованных и интеллигентных, то богатство выбора было удивительным. Именно тогда Дандарон прочитал «Закат Европы» Шпенглера. Он ценил эту книгу за изложение идеи кармы народов и цивилизаций.

Путь из политической тюрьмы Ленинграда лежал в Сибирь: в тюрьмы, пересылки и лагеря. Он попал как бы на родину, то есть в привычные климатические условия. Чрезвычайно крепкий по природе, Бидия Дандарович выдержал все тяготы многолетней сталинской каторги.

Сведений о первом лагерном периоде жизни Дандарона нам пока собрать не удалось.

Известно, что в 1941 г. он отбывал срок в Уссурийской области, в селе Ново–Никольское, откуда писал в трибунал ЛВО (Ленинградский военный округ) об уточнении срока, ибо в лагере оказался документ с указанием 10 лет, а окончательный срок в 7 лет ИТЛ нигде не значился. Он неоднократно подавал заявления об отправке на фронт, но всегда получал отказ. Вспоминая об этом, Бидия Дандарович рассказывал в 70–х годах: «Я понимаю, что любовь к Родине — это клеша. Но я ничего не могу с собой поделать, люблю Родину и за Родину стал бы воевать». Особенно он любил Кижингу. Часто рассказывал о решающей роли Кижинги и Кижингинско–Кудунской долины в распространении учения в России. В плане мистической географии упоминал он и о Шамбале: «Шамбала не имеет географического значения и есть понятие чисто духовное, страна духовная. Проповедь Калачакры была осуществлена самим Шакьямуни где‑то в Центральной Америке ещё до Индии».

После первой «отсидки» в лагерях Бидия Дандарович Дандарон вернулся в Кижингу в феврале 1943 г., освобожденный досрочно из‑за открытой формы туберкулеза [271].

Из беседы со старшей сестрой Дандарона Дэмит Дандаровной Мункиной нам известно, что «он вернулся в очень плохом состоянии здоровья, с ранами на шее и на груди».

По дороге домой Бидия Дандарович заехал в Баяндай и забрал сына Леонида и Нюру, старшую дочь Монлам, в Кижингу. Это было в 1943 г.

Вспоминает сын Леонид:

«Отец приехал из Кижинги. Для поездки оделся в костюм военного покроя Санжимитыпа Мункина (муж сестры Дэмит), приехал крепкий и молодой [29 лет, по словам Леонида].

Немного пожили в Кижинге. Через некоторое время оказались с отцом в Толгое (7 км к востоку от Кижинги). Жили там два–три года с бабушкой Балжимой. В школу ходил пешком в Кижингу. Отец к этому времени исчез.

Снова появился отец в Толгое с ламой в светском, целые дни проводил на лоне природы на берегу Кижинги, в кустах, говорили, говорили…

За рекой жил еще один лама. Этот лама убрал у меня бельмо на глазу».

В это пребывание на родине Бидия Дандарович женился на Зундыме (1922–1987), она была родом из Кижинги. Зарегистрировали свой брак они в Томске. У них было пятеро детей: двое сыновей — Гунга Жалцан (р. 1944 г., врач, художник),

Гунга Нинбо (р. 1945 г., доктор физико–математических наук) и три дочери — Гунгарма (р. 1947 г., библиотекарь), Дунгарма (р. 1949 г., врач), Цимилма (р. 1953 г., медик).

В этот период Дандарон знакомится с ламой Гугапом Дашицыреновым, жившим в Кижинге на нелегальном положении. Может быть, это и есть лама из рассказа Леонида Бидияевича.

Гутап Дашицыренов родился в 1904 году, арестован в 1949, умер в 1951. Семейная традиция Дашицыреновых считает, что он снова родился в 1952 г. как Цыван Дашицыренов, в настоящем времени лама. Цывану Дашицыренову аграмба Гатавон гадал на чётках по дню его рождения и предсказал: «что он найдёт чинтамани и будет украшен джалцаном — победным знаком».

Первый раз Бидия Дандарович встретился с Гутапом в доме Мункиных. Увидев Гутапа, Бидия Дандарович сказал: «У вас на голове пятно Манджушри».

Гутап улыбнулся, ничего не сказав. У него действительно на макушке было пятно. Через полчаса Гутап ответил: «Вы обладаете удивительной интуицией»; на шкафу лежали книги, и вошедший Бидия стал о них говорить, не зная, что они там лежат.

Следующий раз они встретились южнее Кижинги, где Гутап созерцал несколько лет за ложной стеной. В тот раз Гутап поднес Дандарону хадак.

Когда Бидия Дандарович, будучи уже снова в зоне, узнал, что Гутап погиб в тюрьме, он сказал: «бедные кижингинцы».

Некоторые подробности жизни Дандарона этого периода изыскала бурятская журналистка Мира Федотова

Из письма к В. М. Монтлевичу 2,3 июня 1996 г. (см. приложение 2)

«Он привез из лагерей перевод на бурятский язык “Ганжура”. Мы уходили в лес, и он читал нам.

Мы спрашивали: «Почему так держишься за религию? Ведь опять посадят». Он отвечал: «Она снова поднимется. Была бы религия — своей жизни не жалко». (Из беседы с кижингинцем Манжап–ламой.)

Кроме того, Дандарон довольно часто бывал в Улан–Удэ и консультировал сотрудников Бурятского комплексного НИИ Константина Михайловича Черемисова и Ксению Максимовну Осипову. Тогда же познакомился с командированной сотрудницей Ленинградского НИИ театра Галиной Алексеевной Уваровой, которая собирала материалы на тему “Цам как мистериальные представления монголов”. Бидия Дандарович многое ей советовал и даже специально перевел с тибетского небольшую книгу».