Реджинальд Рей - Нерушимые истины

Именно во время первого из религиозных царей, Сонгцена Гампо (609—649 гг.), которого позже стали считать воплощением Авалокитешвары, буддизм впервые открыто заявил о себе в Тибете. Сонгцен Гампо был могущественным лидером, объединившим Центральный Тибет под своей властью и расширившим своё влияние от Шангшунга на западе до Китая на севере и равнин Индии на юге. Есть письменные свидетельства того, что ради создания своего имперского образа Сонгцен Гампо женился на двух принцессах, одной из Китая, а другой из Непала. Обе были буддистками, и благодаря их влиянию царь принял буддизм. Буддизм был установлен при царском дворе, были построены первые буддистские храмы.

Государство Сонгцена Гампо ещё не имело письменности, и, зная о важной роли письма в великих культурах Индийского субконтинента и Китая, он отправил одного из своих министров, Тхонми Самбхоту, в Индию, с целью привезти алфавит. Эмиссар возвратился с письменами, которые были приспособлены к тибетскому языку. В этот период буддизм, вероятно, ограничивался двором Сонгцена Гампо, и письменные памятники на самом деле говорят о сильной оппозиции тибетской знати, выражавшей преданность традиционной шаманской (языческой) религии. В то же время связь с монархией стала чрезвычайно важной в более поздней истории буддизма в Тибете, потому что после перехода царя в буддизм последний стал ассоциироваться с властью и престижем царского двора. Кроме того, именно благодаря покровительству более поздних царей и правителей были построены монастыри, переведены тексты, и все увеличивающееся число людей становилось монахами и монахинями.

Строительство монастыря Самье (Samye) Трисонг Децен (742—797; взошёл на престол в 754 г.), второй великий религиозный царь раннего распространения, считается воплощением небесного бодхисатвы Манджушри. Вклад Трисонга Децена включал основание в Тибете института буддизма, благодаря строительству в южной части страны великого монастыря Самье, первое рукоположение тибетских монахов, поддержку как монахов, так и немонахов-йогинов, перевод текстов на тибетский язык и общее распространение буддизма за пределы царского двора.

Монастырь Самье, созданный как модель индийского монастыря Одантапура (Odantapura), был построен в виде огромной трёхмерной мандалы [28] См.: Рей. «Secret of Vajra World». Глава 7. C. 182-183. с окружающей его стеной, защищающей священные места, четырьмя воротами, обеспечивающими вход внутрь с четырёх основных направлений, и центральным многоярусным храмом для главного божества. В Самье тибетцы впервые могли получить образование как монахи, а институт буддизма в Тибете получил возможность иметь свою первую главную точку опоры. Это было чрезвычайно важно, потому что монашеский буддизм, в конечном счёте, начал обеспечивать организованную инфраструктуру традиций, что позволило буддизму в Тибете выжить и получить необычайно важный статус в религиозной жизни.

История строительства монастыря Самье много говорит нам о появлении буддизма в Земле Снегов. Когда Трисонг Децен решил усилить влияние дхармы в своей земле и захотел построить большой монастырь, он пригласил на помощь известного индийского монаха махаяны Шантаракшиту. Шантаракшита принял приглашение и прибыл без тени сомнения с обычной свитой слуг и помощников, собранием текстов и большой надеждой на воспроизводство индийской модели буддизма на тибетской почве. Однако, как говорит легенда, когда он попытался проповедовать дхарму, местные божества подняли восстание. В описании Дудджома Ринпоче (Dudjom Rinpoche) это звучит так: «Молния ударила в Марпори (Marpori) (место, где позже была построена резиденция далай–ламы в Лхаса, Потала), а дворец в Пхангтанге (Phangtang) был уничтожен наводнением. Урожай погиб, и в стране произошли большие бедствия» [29] Дудджом Ринпоче. «The Nyingma School of Tibetan Buddhism». Том 1. C. 513. . Когда была предпринята попытка строительства монастыря в Самье, начались несчастья. Как объясняет один из текстов, строительство здания непрерывно сопровождалось нападками местных божеств: что бы ни было построено днём, все разрушалось возмущёнными духами за ночь [30] Эванс–Венц. «The Tibetan Book of the Great Liberation». .

Было ясно, что Шантаракшита попытался насадить индийскую модель в тибетской земле, не наладив предварительно отношения с местными божествами. Как образованный монах, этот учитель был хорошо сведущ в текстовой традиции индийского буддизма и сам был образцом Винайя. Он был талантливым представителем традиционной махаяны и мог воспроизвести в Тибете монашескую модель, если этого желала окружающая среда. Но, проводя жизнь в относительной защите и безопасности индийского монастыря, он не имел, по собственному признанию, никакого навыка в общении с дикой и тяжёлой энергией местных тибетских богов.

Требовался кто‑то, кто знает, как увидеть и опознать местных духов — энергии и силы земли и неба, вод, камней, растений, ветра и бури, животных, различных нечеловеческих существ и так далее. Такой человек был необходим, чтобы установить с ними настоящую связь и, зная их глубоко — зная их ключевые слова, их сокровенную индивидуальность, так сказать, — привести духов на арену дхармы и заручиться их лояльностью по отношению к работе с дхармой. Шантаракшита все это понял и предложил царю Трисонгу Децену пригласить индийского сиддха Падмасамбхаву, чтобы тот «приручил» местных богов.

Главные темы истории Падмасамбхавы типичны для индийских сиддхов, но он представляет идеал сиддха в особенно яркой и красочной форме. В одной из его ранних и наиболее важных биографий [31] Там же. С. 105. мы читаем, что некий царь, Индрабодхи Уддияна (Indrabodhi Uddiyana) из Северо–Западной Индии (долина Свот (Swat) в современном Афганистане), бездетен, отчего страдает его государство. В ответ на молитвы его священников небесный Будда сострадания Амитабха решил, что он совершит следующую инкарнацию, чтобы дать королю сына и оказать помощь страдающему царству. Он рождается чудесным образом в виде восьмилетнего ребёнка в лотосе посреди озера, и именно поэтому его назвали Падмасамбхава (Padmasambhava), «рождённый в лотосе». Царь обнаружил ребёнка, и ребёнок объявил, что он пришёл в мир, чтобы принести пользу всем существам. Тема рождения из лотоса — очень древняя в индийском буддизме, она нужна, чтобы показать, что ребёнок, о котором идёт речь, — не обычный, а «божественный», появляющийся, чтобы принести особую пользу всему человеческому миру.