Реджинальд Рей - Нерушимые истины

Когда сознание становится более тренированным, тогда мы начинаем замедляться и становимся менее непоследовательными. В процессе медитации или в периодах между сеансами медитации человек может начать испытывать мгновенные проблески понимания (проникновения), известные как випашьяна, или «ясновидение». Трунгпа Ринпоче сравнивает опыт випашьяны с молнией в тёмной ночи. Вы сидите на склоне холма облачной ночью, глядя по сторонам. Однако вокруг настолько темно, что вы ничего не можете видеть. Это — состояние нашего нормального существования эго, когда мы обернуты в тёмные саваны невежества. Внезапно в небе перед вами вспыхивает стрела молнии, освещая пейзаж. В этот момент так ясно и резко, как будто при ярком дневном свете, вы можете видеть холмы и долины с их деревьями и кустарниками, реками и водоёмами, лежащие перед вами. Образ молнии, освещающей затемнённый пейзаж, это опыт випашьяны. Трунгпа Ринпоче говорит:

«Понимание — это признание единства всего. В буддистской традиции понимание описывается как первый опыт отсутствия эго… Понимание в этом случае — это всеобщность, а не односторонность. Человек, который достиг понимания или работает над дисциплиной понимания, не имеет никакого направления, никакого уклона в одно или другое направление. Он просто знает все целиком и полностью»{Чогьям Трунгпа. «The Path Is the Goal». C. 21.}.

Какой тип понимания представляет випашьяна? Випашьяна — это опыт мира, который стоит вне наших ожиданий и принятия желаемого за действительное. Она ощущается как восприятие объектов «как они есть». Кроме того, этот вид випашьяны всегда связан с ситуацией. Можно говорить с кем‑то и ощущать неловкость в разговоре, но не знать почему. Внезапно, подобно молнии, человек ясно видит происходящую борьбу — он пробует направить беседу в одном направлении, в то время как другой человек пробует подталкивать её в другом. Есть ощущение, будто человек увидел себя со стороны, увидел истинный и безошибочный характер ситуации. В випашьяне мир на мгновение открывается не с точки зрения эго, но — по крайней мере начальным образом — с точки зрения изначальной сущности будды.

Поразительный пример випашьяны был дан моей студенткой, ей было чуть больше двадцати лет, когда она некоторое время медитировала. Начиная с позднего подросткового возраста, она была приверженцем «рэйва», танцевальных вечеров, которые проводились в нашей области в огромных складах, посещаемых буквально тысячами молодых людей. В них принимают участие известные ансамбли, музыка там обычно очень громкая, иногда употребляются алкоголь и наркотики, и танцы длятся до рассвета. Атмосфера, как считают, обычно «густая» и весёлая, и молодые люди тянутся на эти вечеринки снова и снова. Моя студентка однажды субботним вечером пошла на «рэйв» и без какой‑либо очевидной причины вдруг захотела ощутить прохладу, пространство и тишину ночи. Она покинула огромный склад, где проходила вечеринка, и пошла по соседнему полю к пригорку за ним. Обернувшись, она посмотрела на здание, пульсировавшее музыкой и сверкающее светом, набитое несколькими тысячами рэйверов. Внезапно, без предупреждения, её глаза как будто открылись впервые, и она «увидела» вечеринку — как она рассказывала — во всей её неприкрытой действительности. Она увидела огромное отчаяние людей, находящихся внутри, их одиночество и голод, увидела, что все они пришли сюда, стремясь убежать от своих страданий. Она увидела, что все они стали хищниками, вытягивающими друг у друга жилы в бесплодных поисках счастья. Это было как бесконечная игра, в которой она также участвовала. Переполненная горем и безнадёжностью ситуации, она упала на землю и заплакала. Она пришла поговорить со мной, потому что, как она сказала, этот опыт показал ей нечто не только связанное с рэйвом, но и с жизнью вообще и со многими вещами, которые люди делают из‑за своей боли и нищеты. Она сказала мне, что впервые почувствовала значение первой благородной истины, истины страдания. Она восприняла этот опыт как прямой результат своей практики медитации и обязательств на своём духовном пути. Этот опыт дал ей возможность понять, опять‑таки впервые, что её медитация была единственным якорем в её жизни и что духовное путешествие, которое она предприняла, помогло ей открыть глаза, возможно шокирующим и болезненным способом, на явления кажущегося нормальным повседневного мира.

Опыт випашьяны представляет тем самым интервал (промежуток) в процессе поддержания себя, теряющего значение игр эго. В случае моей студентки, после того как она увидела, что делала, она больше не могла ходить на рэйв «тем же самым старым образом», с наивным ожиданием, что сможет заглушить своё страдание и найти выполнение. Она поняла слишком многое. Она все ещё посещает рэйв, но с большим знанием и с меньшим отчаянием.

Опыт випашьяны, хотя часто происходит и не во время сеанса медитации, возникает на базе практики сидячей медитации и культивирования шаматхи. Прежде чем мы начали медитировать, наше сознание было так перегружено непоследовательными мыслями и двигалось настолько быстро, что появление интервала, представленного випашьяной, было маловероятно. Если силой обстоятельств такой интервал возникает — а это может случиться с каждым, — он может игнорироваться или отвергаться как некоторое «сумасшествие», потому что этот опыт обычно находится далеко вне контекста. Поскольку випашьяна представляет угрозу эго, люди часто просто отрицают то, что видели, потому что у них есть определённое инстинктивное ощущение, что они не смогут управлять этим. Действительно, моя студентка спросила меня: «Если кто‑то, не вступивший на духовный путь и не имевший опыта медитации, имел бы вид опыта, который пережила я, то как бы он обошёлся с ним?» Благодаря шаматхе, поскольку сознание замедляется и ослабляется поддержание непоследовательного мышления, опыт випашьяны становится более частым. Действительно, человек начинает подозревать, что випашьяна на самом деле представляет интервалы в процессе эго, которые имеются там все время, но в целом остаются незамеченными.

В традиционном контексте медитация понимается как практика, которая даёт большие преимущества как в течение жизни, так и в момент смерти. В течение нашей жизни медитация приручает нас, освобождает наше сознание так, чтобы вещи могли быть более осуществимы, и обеспечивает ощущение основательности и благополучия. В смерти она открывает путь для нашего дальнейшего путешествия. Дзигар Конгтрул пишет:

«Медитация помогает в нашей обычной жизни, когда мы проходим сквозь свой ежедневный опыт. Благодаря процессу работы с нашими мыслями и эмоциями, благодаря наличию некоторой отстраненности от них, все, кажется, функционирует намного лучше. Кроме того, когда мы практикуем, мы всегда чувствуем, что возвращаемся домой. Когда мы не практикуем, когда мы отвлечены, когда нас унесли наши мысли, эмоции и действия, мы похожи на ребёнка, потерявшегося в широком мире. Но когда мы практикуем, возникает ощущение, что мы нашли себя, нашли свой дом. Медитация также помогает нам во время смерти. Если мы имели опыт работы с различными эмоциями и понимание их окончательной природы, то, когда мы будем умирать, это чрезвычайно поможет нам в создании лучшего перехода от этой жизни к следующей»{Беседы. Центр Шамбхала, Боулдер. Колорадо, 10 февраля 1995.}.