Рам Дасс - Полировка зеркала. Как жить из своего духовного сердца

Я еду в своей карете, и время от времени ей требуется смазка, новый подшипник или замена шарнира. Я в каретной мастерской, чтобы получить бедренный шарнир, и они эксперты по ремонту карет. Это нормально до тех пор, пока я помню, кто я — что я не карета, что я пассажир в карете, и еду с ветерком.

Снаружи я восстанавливаюсь после операции по замене сустава, но внутри я танцую. На вид я старик, но внутри я танцую. И как же радостен этот танец! В Индии его называют лила, танец любовной игры души. Присоединиться к лиле можно в любой момент, ведь она продолжается бесконечно. Здесь, в этом моменте, она не останавливается.

Потерял ли я в больнице свою душу? Ну, возможно, на время я потерял связь с душой, но ее саму не терял. Куда она могла деться? Я все еще здесь. У меня новое бедро. Теперь я обновлен.

Как мы уже говорили, внутри нашего самосознания есть различные точки зрения. Есть эго и есть душа, наша духовная самость. Это два разных уровня самосознания. С духовной точки обзора, все мы души, пришедшие в эти инкарнации. Мы принимаем рождение, и это наша инкарнация. Мы здесь, каждый из нас — индивидуальное существо.

Когда я путешествовал туда-обратно из Америки в Индию, я приземлялся в Нью-Дели и на автобусе ехал в горную деревню. Люди в этой деревне знали, что они — души. Один подметал дорогу, другой был губернатором. Губернатор был не просто губернатором, и дворник не просто занимался подметанием. Обладая данными ролями в этой инкарнации, они также отождествляли себя с душами. Я возвращался в Америку, и, стоило двери самолета открыться в Нью-Йорке, все уже думали, что являются своими ролями. Я ездил туда-сюда, от ролей к душам, от душ к ролям.

Из-за притяжения инкарнации мы слишком углубляемся в свои роли и забываем о том, что мы души. Со всеми ощущениями, эмоциями и осложнениями пребывания в теле, всеми желаниями, мы забываем. Мы думаем: «Я мужчина. Я женщина. Я из Калифорнии. Я мать, отец, вдова, ребенок» — что-то. «Я ведь должен чем-то быть, правда?»

Подумайте обо всех способах, которыми вы отождествляете себя с тем, что делаете: «Я учитель. Я врач, я ученый. Я повар, еврей, христианин или мусульманин, фондовый брокер. Я целеустремленный человек. Я духовный искатель» — и то, что может нести вас долгие годы — «я пенсионер».

Все это — эго, ваши представления о себе, класс мыслей о вашем самоотождествлении, мыслей о различных ролях, которые вы играете в обществе. Встречая кого-нибудь, мы спрашиваем: «Как дела? Чем занимаешься?» Но разве то, чем вы занимаетесь, не то же самое, что и кто вы есть?

Каждая из наших ролей — мыслеформа. Мы путаем с ролями свои души. Вы не видите меня в качестве души. Вы видите меня, как Рам Дасса, тело, роль. Какая разница, виолончелист ли я, пилот или учитель? Когда вы срываете с себя роли, внешней формой остается лишь тело. Тот, кто я есть, просто здесь. Вместо «Как дела?», может, лучше спросить: «Как ты есть?» Наше внутреннее существо находится за пределами формы.

Если вы живете из души и ваше сердце открыто, вы можете пробуждать другие души. Вы заходите в продуктовый магазин, и он подобен храму. Каждый человек — душа. Некоторые считают себя покупателями; другие думают, что работают здесь. Вы подходите к кассе и на миг встречаетесь взглядом с кассиром. «Ты здесь? Я здесь. Ух ты, еще одна душа!»

Если у вас есть дети, ваши дети — души. Они просто играют роли детей, а вы выступаете в роли матери или отца.

Если вы находитесь рядом с умирающим человеком и видите его в качестве души, этот переход от эго к души осуществляется легче. Если, в качестве сиделки, вы отождествляете себя со своей душой, легко можно увидеть как душу и умирающего человека и облегчить его переход.

Когда мы фиксируем момент — этот момент, ни прошлое, ни будущее, а этот момент — мы все глубже, и глубже, и глубже погружаемся во вселенское сердце бытия. Наконец, пребывание в моменте расцветает во все и ничего. Все в этом моменте. Этот момент всегда здесь. Сейчас вечно.

Эта радость, которую вы получаете от полного присутствия в моменте, приносит удовлетворенность. Удовлетворенность как практика отличается от удовлетворения. Это чувство не связано с завершением какого-либо дела. Удовлетворенность — это просто полное пребывание в моменте.

Погрузитесь в момент. Вы попадаете в момент, и вот мы находимся в моменте. Если что-то выбивает меня из момента, я говорю: «Что я здесь делаю?» или «Что блокирует мою удовлетворенность? Идет дождь. Разве дождь не делает меня довольным? Цветы так полны благодарности, и дождь просто прекрасен, эти капельки на окне. Каждая из них — как маленький глобус. И теперь я доволен».

Я доволен дремать, не думая о том, что мне нужно делать что-то еще. Я даже доволен сломанному бедру, которое лечится. Это часть стареющего тела. Но я просто есть здесь.

Когда я впервые отправился в Индию в 1966 году, я был очередным человеком с Запада, путешествующим за границу. Мы с другом ехали на «лендровере». Мы ели консервы с тунцом, слушали кассеты Вивальди, у нас были кровати и всевозможные западные удобства. На эту иностранную культуру мы смотрели из окна.

Когда мы приехали в Бенарес, священный город, куда индуисты отправляются умирать, по улицам ходили люди с проказой и разнообразными болезнями, просто ждавшие смерти. У каждого из них был мешочек из обрывков одежды с монетами на их погребальный костер, для оплаты древесины на сжигание их тел.

Когда мы ехали через город, я думал: «У этих людей нет больниц. Нет системы поддержки. Они просто ждут смерти». От этих депрессивных мыслей и повсеместной нищеты я чувствовал себя просто ужасно. Когда мы добрались до отеля, я спрятался под кроватью.

Через шесть месяцев я приехал в Бенарес вновь. Обстановка осталась такой же, но эти шесть месяцев я прожил в индуистском храме в Гималаях под попечительством своего гуру. Теперь я был уже не просто человеком с Запада, но, может быть, индо-евреем, даже, может быть, с примесью буддизма. Я начал видеть, что Бенарес — город невероятной радости, хотя он был наполнен невероятными физическими страданиями. Вместо того, чтобы видеть «несчастных людей», перегружаться их болью и отталкивать ее, я мог остановиться и посмотреть в их глаза.

Я увидел две вещи. Первое — они смотрели на меня с состраданием, как если бы я был голодным призраком, бездомным духом, который не находит себе места. И второе — сами они были довольны.

Как могли они быть довольны посреди всего этого страдания? Они были довольны, потому что, если ты индуист и умираешь в Бенаресе у священной реки Ганг, Шива шепчет тебе на ухо и освобождает тебя. Эти существа находились в нужном месте в нужное время. Они умирали в идеальном для смерти индуиста месте.