Максим Исповедник - Творения преподобного Максима Исповедника. Книга II. Вопросоответы к Фалассию

По мере возможности мы в своем переводе ориентировались на перевод С. Л. Епифановича. Однако в ходе редактирования был замечен ряд неточностей. Кроме того, новый критический текст позволил внести некоторые исправления в перевод известного русского патролога. Наконец, мы исходим из убеждения, что «буква» переводов святоотеческих творений неизбежно стареет. Присноживым и цветущим остается лишь дух святоотеческого Предания, который постоянно требует обновления ветшающей «буквы». Другими словами, жизненность духа письменного Предания в Церкви удостоверяется в первую очередь неугасающей переводческой деятельностью ее чад. Все указанные причины и привели к редактированию перевода С. Л. Епифановича, иногда весьма значительному. Незаконченность его побудила нас продолжить перевод «Вопросоответов» — этого одного из важнейших памятников святоотеческой письменности, чтобы восстановить «разорванную связь времен» и сохранить преемственность русской православной патрологической науки. Сохранены и многие комментарии С. Л. Епифановича, не потерявшие своего значения, которые лишь облегчены от порой чрезмерно громоздкого научного аппарата. Принадлежащие С. Л. Епифановичу комментарии обозначаются в конце как ( С. Е. ); наши комментарии обозначаются как ( Л. С. ) — это, естественно, до тех пор, пока шло редактирование перевода С. Л. Епифановича. Все схолии также выносятся в комментарии, причем схолии, принадлежащие Эриугене и не имеющие параллелей среди греческих схолий, обозначаются как схолия ( Эр. ). Целесообразной представляется и перепечатка предисловия С. Л. Епифановича к переводу «Вопросоответов», которое дается ниже с рядом сокращений.

В заключение хотелось бы принести искреннюю благодарность бельгийскому издательству «Бреполс» и лично профессору К. Лага за любезное предоставление в наше распоряжение ряда томов из серии «Корпуса христианских авторов».

А. И. Сидоров

Известное под сокращенным названием «Вопросоответов к Фалассию» огромное сочинение преп. Максима, занимающее первое место в издании его творений, в хронологическом отношении является одним из позднейших его произведений, почти что подведением итогов его подвижнической жизни. Ранее этого сочинения написано было другое весьма содержательное и лишь немного уступающее ему по объему сочинение Ambigua, «Изъяснение трудных мест в словах св. Григория Богослова». Ранее его также, по-видимому, написаны «Истолкование молитвы Господней» и «Мистагогия» (толкование на литургию), примыкающие по общему своему характеру к Ambigua. Не говорим уже о «Слове подвижническом» и «Главах о любви», которые в виду их сравнительно примитивного характера можно считать самыми ранними произведениями св. отца и с которых собственно лучше всего было бы начинать изучение и чтение преп. Максима, чтобы под его собственным руководством войти в содержание его глубокомысленных созерцаний. Как сравнительно поздно написанное сочинение, рассчитанное притом на читателей, знакомых с предшествующими сочинениями преп. Максима, «Вопросоответы к Фалассию» могут на первых порах представить немало затруднений для начинающего читателя, незнакомого, например, с учением св. отца о практической философии (деятельном любомудрии), т. е. подвижнической жизни, — о чем можно составить себе представление по «Слову подвижническому» и «Главам о любви», — или с учением о «естественном (духовном) созерцании» бытия и заключенных в нем λόγοι — идей и пр., — о чем подробно говорится в Ambigua. Но при достаточной углубленности все же и подобного рода трудности могут отпасть сами собою. Вообще же говоря, начать чтение преп. Максима с «Вопросоответов» интересно в том отношении, что это сочинение, как завершительное в ряду мистико-созерцательных творений преп. отца, знакомит с высшими плодами его духовной жизни и потому заслуживает особенного внимания. Не даром и сам преп. Максим уделил ему исключительное внимание, о чем красноречиво говорят и размеры сочинения, — это самое большое из всех творений св. отца, — и приложенные к нему самим автором схолии.

В «Вопросоответах» мы застаем преп. Максима на высшей стадии духовного подвижничества, характеризуемой упражнением в созерцании (θεωρία), сосредоточением мысли на высших духовных предметах. Здесь мы видим богатое излияние на св. отца благодатного дара ведения (γνῶσις), этого высшего Дара, достигаемого в созерцательной жизни, этой лучшей награды за подвиги деятельного любомудрия. У созерцателя, сподобившегося такого дара, открывается особая способность духовного зрения: везде и всюду он видит уже не просто внешние образы, формы, тела, не просто события, поступки, дела, а то, что составляет их внутреннюю основу и сущность — таинственные силы-идей (λόγοι) Божии, разлитые во всем мире, поддерживающие бытие и силу тварей и всегда премудро направляемые Промыслом и Судом Божиим к определенным целям. В этих идеях он видит Бога, ими таинственно питается и, причащая ими свой ум, становится как бы средоточением этих божественных идей-энергий, сам делается как бы богом и, таким образом, подготовляется к блаженному соединению с Богом в состоянии премысленного восхищения, и в нем удостаивается непосредственного познания Бога, этой вечной блаженной цели, разумного бытия, источника Для него всякого наслаждения.

Все может служить для созерцателя точкой отправления в этом умозрительном возвышении к Богу, ибо все есть проявление божественных идей, как бы ни искажала чего иногда злая воля разумных существ. Но в особенности источником духовного питания может служить Слово Божие, Священное Писание. Это — как бы другой мир, в котором таинственно воплотилось Божество, подобно тому как в творческих идеях Оно воплотилось в видимом мире. Это как бы особое воплощение Слова Божия — воплощение в буквах и слогах, подобное явлению Его во плоти человеческой. В нем в особенности пристойно созерцателю собирать для своего духовного питания, назидания и просветления таинственные идеи Божии. И если в видимой природе умозритель останавливается лишь на созерцании идей чувственного бытия, выясняя себе основу и происхождение мира от божественной Благости, то в Писании он сосредотачивается преимущественно на постижении мысленного, т. е. духовного (разумно-свободного) бытия (των νοητών); здесь в особенности он познает не только творческие идеи бытия, но и идеи (λόγοι) Промысла и Суда, проявляющиеся в области нравственной жизни, во всех видах добродетели и ведения, — те идеи, которые вполне и совершенно проявились в великой тайне воплощения и искупления. Здесь поэтому таинственные вещания Духа еще ближе, еще понятнее человеческому сердцу, еще дороже для христианина. Здесь поэтому в собственном смысле и почерпается ведение (γνῶσις) мысленного бытия, переводящее душу человека в сродную ей область мысленного бытия и приближающее к Богу.