Максим Исповедник - Творения преподобного Максима Исповедника. Книга II. Вопросоответы к Фалассию

Ясно, что он подразумевает невольные и случающиеся не по избранию [произволения] искушения, производящие тягостные болезни. [889]И ясно также, почему Господь [к приведенным словам] добавляет еще: «Но избави нас от лукавого», а великий Иаков присовокупляет: «зная, что испытание вашей веры производит терпение; терпение же должно иметь совершенное действие, чтобы вы были совершенны во всей полноте, без всякого недостатка» (Иак 1:3–4). [890]Совершенным же является тот [христианин], который посредством воздержания сражается с добровольными искушениями и мужественно переносит, с помощью терпения, невольные искушения; цельным же является тот [христианин], [891]который успешно преуспевает в [духовном] делании, сопровождаемом ведением, и созерцание которого не бездейственно. [892]

Итак, поскольку скорбь и удовольствие разделяются между душой и чувством, то стяжающий удовольствие души и [терпе­ливо] принимающий скорбь плоти становится испытанным, совершенным и цельным. [893]

Испытанным, потому что обрел опыт противоположностей, присущих чувству; [894]совершенным, потому что с помощью воздержания и терпения он непреклонно сражается и с плотским наслаждением, и со скорбью плоти; цельным, потому что имея дело с воюющими друг против друга противоположными расположениями чувства, сохраняет непоколебимыми и незапятнанными [духовные] навыки, которые всегда пребывают у него тождественными своему смыслу. Я имею в виду [то состояние души, когда] делание и созерцание тесно соединяются и никоим образом не отделяются друг от друга, но делание являет своими способами [осуществления добродетели] ведение, свойственное созерцанию, а созерцание, облаченное в броню делания, с таким же усердием блюдет добродетель. [895]

Следовательно, поскольку Слово [Истины] показывает существование двух видов скорби и удовольствия — один вид, относящийся к душе, а другой, относящийся к чувству, — нам следует более тщательно рассмотреть и их причины. [В частности, можно сказать, что] двойственным является способ душевной скорби: один образ ее возникает вследствие собственных прегрешений, а другой — вследствие чужих прегрешений. Ясно, что причина таковой скорби есть либо чувственное удовольствие самого скорбящего, либо то же удовольствие, получаемое теми, о ком он скорбит. [896]

Строго рассуждая, можно сказать, что в людях полностью бы отсутствовал грех, если бы начало своего происхождения он не брал в неразумной привязанности души, ради удовольствия, к чувству. [897]

А причина душевного удовольствия, как это очевидно, есть скорбь чувства у того, кто [обычно способен] радоваться и наслаждаться собственными и чужими добродетелями. [898]

И опять же при тщательном размышлении [можно сказать], что в людях почти полностью отсутствовала бы добродетель, если бы начало своего происхождения она не брала в обдуманном отвращении души к чувству. [899]

И когда душа приобретает это отвращение к чувству ради добродетели, то само чувство с необходимостью будет испытывать тягостные терзания, ибо в самом себе оно не обладает мыслящей силой, сочетаемой со сладостными удовольствиями [плоти, поскольку эта сила рождается] вследствие произвольной привязанности души [к телу]. [900]

Наоборот, тогда душа воздержанием мужественно пресекает восстание [своих позывов] к естественным удовольствиям, [901]через терпение пребывает полностью непоколебимой по отношению к натиску противоестественных и недобровольных терзаний и не отказывается от присущих ей по добродетели богоприличного достоинства и славы ради не обладающего существованием наслаждения. [902]И хотя плоть стремится избежать тягостных трудов, связанных с ощущением муки, душа, однако, не ниспадает с вершины добродетели. Ведь постоянная занятость тем, что душе свойственно по природе, становится причиной скорби для чувства. [903]А противоестественное движение души, как это очевидно, является основой чувственного наслаждения, ибо начало своего развития оно не может брать в чем-либо другом, кроме отвержения свойственного душе по природе. [904]

Ум и чувство обладают противоположными друг другу действиями вследствие предельного различия и инаковости их объектов. [905]

Ибо ум объектом своим имеет умопредставляемые и нетелесные сущности, которые ему сущностным образом свойственно постигать; чувство же — чувственные и нетелесные природы, которые оно воспринимает естественным образом. [906]

Впрочем, уму невозможно достичь сродных ему умопредставляемых сущностей, кроме как посредством созерцания сотворенных чувственных вещей. В свою очередь, это созерцание не может возникнуть помимо сочетаемого с ним и сродного по природе ощущения чувственных вещей. [907]

И разумеется, что если ум находится во власти явлений зримых предметов, то он склонен считать сочетаемое с ним чувство за свое естественное действие; отпадая от соответствующих его природе умопредставляемых вещей, он, так сказать, обеими руками хватается за телесные, противоестественные для него, и, приводимый ими в действие вопреки своей идее, препобеждается чувством. [908]

Тогда ум становится родителем душевной скорби, которая постоянно истязает [человека] бичами совести; понятно также, что он делается и творцом чувственного удовольствия, утучняясь помыслами о образах [существования], способных сохранить плоть. [909]А если ум пресечет в себе [страстную привязанность] к чувству вместе со своей устремленностью к явленности зримых предметов, то он будет созерцать духовные логосы сущих, очищенные от внешних форм этих сущих, и породит в душе радость, не будучи препобеждаем ничем из того, что постигается чувствами. Однако чувство при этом будет повергнуто в скорбь, ибо ум лишится всего того, что свойственно естеству чувственных вещей. Ведь когда разум предводительствует над чувством в созерцании зримых вещей, тогда плоть лишается всякого естественного для нее наслаждения, ибо в ней нет уже распущенности чувства, освобожденного от разумных уз для служения чувственным удовольствиям. [910]

Стало быть, как я сказал, чувственному наслаждению присуще производить скорбь или удручение (ибо они тождественны друг другу) души, а душевному удовольствию свойственно порождать скорбь или удручение плоти. По справедливости тот, кто полагает упование жизни на «Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа воскресением из мертвых [возродившего нас] к наследству нетленному, чистому, неувядаемому, хранящемуся на небесах» (1 Пет 1:3–4), [911]тот веселится душой и радуется радостью неизреченной, постоянно наслаждаясь надеждой на будущие блага, а плотью и чувством скорбит; через разнообразные искушения удручается она и ввергается в [телесные] муки. Ибо удовольствие и удручение сопровождают всякую добродетель: удручение исходит от плоти, лишенной приятных и нежных [наслаждений] чувства, а удовольствие — от души, наслаждающейся в духе логосами, чистыми от всего чувственного. [912]