Владимир Топоров - Святость и святые в русской духовной культуре. Том II. Три века христианства на Руси (XII–XIV вв.)

В этом коротком отрывке помимо самого содержания и как бы в продолжение и развитие его в расширяющейся перспективе все подчинено славословию отрока Варфоломея. И сам язык, это содержание «разыгрывающий», вторит ему своими средствами, формируя плотное, насыщенное пространство добра, блага, плодородия. Основные языковые индексы этого семантического поля повторяются многократно, образуя цепи и циклы, подобные музыкальным темам в их повторениях и развитии. В этих семи строках семижды повторенное добр- , четырежды благ- , четырежды род- в контексте развернутой метафоры сада, прорастания ( проросте , ср. отрасль ), процветания ( проценте ); корня ( корене, кореню ), ветви ( отрасль ), плода ( плод благоплодный ), воссоздающих в сумме своей образ растения, в свою очередь отсылающий к идее рождения и рода, мощно и настойчиво звучит главная тема отрывка, соотносимая со славословимым отроком, его добродетелью и красотой (ср. отроча добролепно и благопотребно ), с его превосходством (ср. двукратно употребляемый «превосходительный» префикс пре- в первых же словах отрывка ( предобрый, предоброго в конструкции типа а–е-е–с , ср.: Отрок же предобный, предобрагородителя с завершающим сынъ , которое отсылает к Отрок , поскольку у обоих этих слов единый денотат. Двукратное иже и двукратное яко неназойливо и в этом густом потоке едва заметно помогают слегка аранжировать этот текст. Отдельные волны этого потока перекатываются и в следующий за приведенным отрывок, но разница между ними все же очевидна. В первом — предельно общее и абстрактное описание достоинств отрока, без ответа на вопрос, что реально стоит за этими добр- и благ . Во втором же — речь идет о конкретных достоинствах, более узких, но и, значит, более специфицированных и определенных.

Ср. характерную пре–ц епочку презрети, и преобидети, и преодолети , тип, не раз воспроизводимый Епифанием.

Яркость формулировки этой особенности Варфоломея, найденная Епифанием, объясняется сочетанием семантически антонимичных членов (простота как нечто единое и цельное и пестрота как разнообразное и множественно–неупорядоченное) с высокой степенью конгруэнтности слов, используемых в формуле (одна стопа анапестической схемы: — — —́ , в которой завершающий ударный слог — а ́ : npocmomа́ — necmpomа́ [: пестроты́ ]; общий консонантный остов, состоящий из п, р, с, т дважды, и общий, за небольшими исключениями, порядок введения этих элементов — п–р-с–т-т в первом случае и п–с-т–р-т во втором; отношение рифмы — npocmomа́ : necmpomа́ [: пестроты ]). У Варфоломея — простота без пестроты, но ведь верно и обратное — всякая пестрота тоже без простоты. Простота и пестрота настолько симметричны в речениях простота без пестроты и пестрота без простоты , что допускают полное, без остатка, «стопроцентное» выворачивание одного речения в другое, противоположное по смыслу.

Среди разных значений др. — русск. съвесть — "ведение", "знание", "согласие", "разумение", "понимание", "указание", "воля" и т. п. (см. Срезневский III, 679–680) — значение "совесть" (συν–είδησις, συν–ειδός; кстати, не только с той же семантической мотивировкой, что и русское слово, но и единым, общим происхождением — из и.-евр. *som- & *ueid- / *uoid- как обозначение совокупного, соединенного ве́дения) занимает особое место. Это последнее значение к тому, чему на поверхностном, внешнем уровне соответствует совокупное единство разных и многих ве́дений. Ни душа, ни сердце сами по себе к этим ведениям отношения не имеют, но они откликаются на них явлением совести как такого ответа на совокупность ве́дений, при котором возникает нравственное сознание усиленной плотности и напряженности, дающее способность к различению добра и зла и к определению своейпозиции в отношении их. Нравственный аспект в этой ситуации оказывается важнее гносеологического, связанного с соединенными воедино ве́дениями, ибо он относится к той глубине, где совершается выбор не только между добром и злом, но и своегоотношения к ним, предполагающего и практическое осуществление этого выбора, без которого нет подлинного Я. Ве́дениями можно пренебречь, обойти их стороной, не откликнуться на их зов, но голос совести не заглушить, пока не потеряешь ее и станешь бес–совестным. Робка совесть, поколе не заглушишь ее , — говорит пословица; и еще — От человека утаишь, от совести не утаишь (Даль IV 4, 351), поскольку она, в известных отношениях совпадающая с тем, что Бог о нас думает, наш высший судия — слово Бога о нас, таинственно присутствующее в нас самих. Беззуба, а с костьми сгложет , — спрашивает загадка, имея в виду совесть. Ср. определение слова совесть у Даля: «нравственное сознание, нравственное чутье или чувство в человеке; внутреннее сознание добра и зла; тайник души, в котором отзываются одобрение или осуждение каждого поступка; способность распознавать качество поступка; чувство, побуждающее к истине и добру, отвращающее ото лжи и зла; невольная любовь к добру и к истине; прирожденная правда, в различной степени развития» (IV, 351).

Два определения совести особенно существенны — своя( Соудимъ от cвoея совести . Никон. Панд. сл. 7, и о том же через отвержения суда надо мною совести иной , «иного» — Въскую бо свобода моя судиться отъ иноя съвести [ύπό άλλης συνειδησεως]. Панд. Ант. XI в., л. 110. Кор. I, X, 29; и мучиться можно только своеюсовестью, ср.: Довълъна казнь… своея съвестиюмучитися . Гр. Наз. XIв., 281) и чистая(ср. одно из значений слова совесть — "чистота", см. Срезневский III, 680): чистая съвесть Варфоломея поддержана со всех сторон — и положительно ( У кого совесть чиста, у того подушка под головой не вертится ) и негативно (ср. пушкинское Да, жалок тот, в ком совесть нечиста с предшествующими стихами), с первого века нашей письменности до настоящего времени. Несколько примеров из числа ранних— Молися въ чисте съвестии Богъ послоушаеть тебе (Изборн. Свят. 1076, 234); — Соблюдаемъ чистоусвою съвесть (Ефр. крмч., 220); — Ты же чистою съвестьюнемълчьно Творьцю си въпьяаше (Мин. сент. XIIв.); — И съ чистою свестьюпридемъ вь Божiю церковь (Кир. Тур. Поуч. на Пянтик, 87) и др., ср. Срезневский III, 679–680.

Родители Варфоломея Кирилл и Мария ушли в монастырь в Хотькове, в трех верстах от Радонежа, кыйждо … въ своя времена . Почему они ушли в монастырь, имевший мужскую и женскую часть, разновременно, неизвестно, как остается неизвестным, являются ли имена отца и матери мирскими или монашескими (так думал Голубинский), но погребены они были именно в Хотьковском монастыре.