Пётр Валуев - Черный бор: Повести, статьи

— Может быть; но все-таки отец и мать принуждены себя во всем стеснять, потому что он не изволит стесняться.

— Он служит в дорогом полку, и по желанию отца, который сам в нем служил.

— Ты всегда других извиняешь, любезный друг. Это, пожалуй, и хорошо; но не изменяет дела.

— Я потому иногда извиняю, папа́, что, как мне кажется, многое может зависеть от обстоятельств. Обстоятельства могут и вовлекать в ошибки и предохранять от ошибок.

На этом философическом афоризме разговор прекратился. Леонин сел с сыном в карету, которая направилась по Пречистенке, мимо начала бульвара.

— Где встретим мы Пасху в будущем году? — сказал вдруг Василий Михайлович. — Этот вопрос мне приходил на мысль несколько раз во время заутрени.

— Быть может, и здесь, — отвечал нерешительно Анатолий Леонин. — Я все надеюсь, что Теплиц…

— Нет, — прервал Василий Михайлович. — Без зимы в теплом климате мы не обойдемся…

Оба снова замолчали.

— Что ж ты не снимаешь своего пальто? — спросил Василий Михайлович, всходя по лестнице, по приезде домой.

— Я еще зайду в церковь, папа́, — отвечал его сын. — Теперь там еще идет обедня.

— Так до свидания завтра, мой друг. Я устал и с тобою разгавливаться не буду.

Молодой человек вышел на улицу и быстрыми шагами направился не в ближнюю Успенскую церковь, а к Покрову в Лёвшине.

Церковь была полна, как в эту ночь всегда бывают полны и переполнены все русские церкви. Леонин с трудом протеснился мимо уже расставленных в притворе и в передовой части храма пасхальных куличей, тарелок с крашеными яйцами и пасх, с охранявшими их приставниками и остановился у стены, где знакомый церковный сторож уже уступил свое место. Сквозь расстилавшуюся по всей церкви мглу от фимиама, свечного дыма и взбитой молельщиками пыли Леонин окинул взглядом стоявшую перед ним толпу. В простенке между двумя окнами, на левой стороне, он увидел Веру Снегину, и на ней его глаза остановились. Она стояла позади своей тетки, Варвары Матвеевны Сухоруковой, прислонясь к простенку, и смотрела вперед себя, по направлению к алтарю. Леонин стал выжидать, не оглянется ли она в его сторону, но он ждал напрасно; взоры Веры ни одного раза до окончания службы в эту сторону не обращались.

Обедня отошла. Толпа хлынула к выходу и перед ним стала тесниться. Леонин заметил, что Алексей Петрович Снегин старался провести через нее дочь и невестку и что он и Варвара Матвеевна успели пройти в притвор; но что в самых дверях Веру оттеснили от отца, а затем еще более в сторону, так что теснившаяся мимо нее толпа ей заграждала путь к выходу.

Леонин пробрался к Вере и заслонил ее от двух пожилых и тучных женщин купеческого звания, которые в неразборчивых выражениях жаловались на давку и в своем смятении сердито посматривали на Веру, как будто прижатая к стене бедная девушка была виновницей давки.

— Позвольте мне взять вас под руку, Вера Алексеевна, — сказал Леонин, — я вас выведу.

— Ах, Анатолий Васильевич! — сказала с просиявшим от радости лицом Вера, — сделайте милость, помогите. Папа и моя тетка уже вышли.

— Я видел это. Я давно слежу за вами…

— А я и не заметила, что вы были в церкви.

— Не удивительно, — сказал, улыбаясь, Леонин, взяв под руку Веру и бережливо продвигаясь с нею к дверям. — Вы ни разу не оглянулись в мою сторону.

— Поздравляю вас со светлым праздником, Анатолий Васильевич. Христос воскресе!

— Воистину воскресе! Дай Бог нам всем светло провести светлый праздник. Ах! Вера Алексеевна, как давно мне не удавалось с вами видеться!..

— И мне так грустно было… Бедная Клотильда Петровна все не может оправиться… Кажется, что наконец на этой неделе ей можно будет выходить из своей комнаты.

— Мне необходимо с вами переговорить, Вера Алексеевна…

Молодая девушка бросила беспокойный взгляд на Леонина.

— Переговорить? — повторила она.

Потом нерешительно спросила:

— О чем? Что случилось?

— Ничего не случилось, но переговорить нужно. Не празднично у меня на душе, Вера Алексеевна. Простите, что я теперь вам говорю это. Не следовало бы на праздник вас тревожить. Но я привык с вами вслух думать; привык ни мыслей, ни чувств не скрывать…

— Вы знаете, что ваша радость и ваша печаль — и моя радость и мое горе, — сказала Вера едва слышным голосом, смотря прямо в глаза Леонину. — Вы мне обещали всегда быть со мною искренни. Разве вы хотите перестать быть искренним?..

— О нет! Менее чем когда-либо… Но мне нужно с вами видеться и говорить. Сегодняшний случай мне может в этом помочь. Мы сейчас выйдем. Представьте меня вашему отцу, под предлогом оказанной вам услуги.

— Охотно, но тогда и моей тетке.

— Конечно…

Между тем Алексей Петрович и Варвара Матвеевна уже вышли за церковную ограду и остановились на улице, недоумевая насчет того, что сталось с Верой. Варвара Матвеевна утверждала, что она была впереди них, и в сопровождении горничной, вероятно, решилась прямо идти домой. Алексей Петрович говорил, что он видел, как ее оттеснили назад.

— Вы всегда лучше меня все знаете, — говорила с досадой Варвара Матвеевна. — Нельзя же нам простоять здесь до полудня…

— Не могу же я своим глазам не верить? — говорил Алексей Петрович. — Коли видел, то видел.

— В притворе было так темно, что вы и видеть не могли, — сказала Варвара Матвеевна.

В эту минуту Леонин и Вера показались за оградой.

— Не мог видеть? — сказал с торжествующим выражением лица Алексей Петрович. — Вот она.

— Что за молодой человек с нею? — спросила Варвара Матвеевна, подозрительно направив свои неутомимо-подвижные светло-серые глаза на Веру и Леонина.

— Кажется, молодой Леонин, — отвечал Алексей Петрович.

— Какой Леонин?

— Сын Василия Михайловича, почетного опекуна.

— Разве Вера с ним знакома?

— Она с ним встречалась у Крафтов.

— А!.. У Крафтов? — сказала Варвара Матвеевна.

— Да. Карл Иванович и Клотильда Петровна его очень любят. Он товарищ по Дерптскому университету и большой друг их сына, доктора Крафта, который теперь в Петербурге…

Вера опередила Леонина и, подойдя к отцу, торопливо рассказала, что Леонин помог ей выбраться из церкви и, будучи ей уже знаком, просит быть представленным Алексею Петровичу. Скромный и застенчивый Алексей Петрович несколько смешался и даже не решился протянуть руку молодому человеку, когда Вера его подозвала и назвала по имени, отчеству и фамилии. Но Леонин так просто и непринужденно объяснил свое желание быть ему представленным и сам так радушно протянул ему руку, что Алексей Петрович как будто растаял и даже крепко пожал ему руку.

— Не изволите ли вы меня представить и Варваре Матвеевне? — сказал Леонин, еще раз сняв шляпу.