Андрей Виноградов - Андрей Первозванный. Опыт небиографического жизнеописания

Разобрав первым делом все доводы иконоборческого кружка, работавшего в императорском дворце, и полностью их опровергнув, Никифор воздел над собой образ Христа Халкитиса, осквернённый недавно солдатами и снятый с парадных ворот императорского дворца, благословил им собравшихся и воскликнул:

— Вот Он — вновь оплёванный и иссечённый! Не это ли истинное свидетельство Боговоплощения, которое мы празднуем сегодня? Не это ли видимый знак живого Его присутствия в мире? Изобразимость и зримость Божества — разве не столь же великое чудо, как и словесное откровение, дошедшее до нас через Писание? Помните, что возвещал о последних временах Тот, Который здесь изображён? Не к ним ли мы приближались, когда гнали нас и убивали при безбожных Льве Исаврийском и сыне его Константине Навознике? Ибо сказано Христом на горе Елеонской при виде Иерусалимского храма — и мы повторим Его слова близ храма Божией Премудрости: «Восстанет народ на народ, и царство на царство; и будут глады, моры и землетрясения по местам; всё же это — начало болезней. Тогда будут предавать вас на мучения и убивать вас; и вы будете ненавидимы всеми народами за имя Моё; и тогда соблазнятся многие, и друг друга будут предавать, и возненавидят друг друга; и многие лжепророки восстанут, и прельстят многих; и, по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь; претерпевший же до конца спасётся». Итак, к стойкости и терпению призывает нас Господь, и да не смутимся беззаконием лжепророков и ересеучителей, среди коих первый — Антоний, прозываемый Кассимата, митрополит Силейский, — и да будет низложен он и все, кто с ним находится в общении. Вопрошаю вас, честные епископы, пастыри, отцы и братия: достоин ли Антоний своего сана?

— Не достоин! — раздался единодушный ответ собора.

— Воистину недостоин! — продолжил Никифор. — Еретику и иконоборцу Антонию, бывшему епископу Силея Памфилийского, — анафема!

— Анафема! — подтвердили участники собора.

Находившийся среди братьев-студитов монах Епифаний испытывал, как и все вокруг, необычайное волнение: никто не знал, как ответит на решения сегодняшнего собора император, признает ли низложение Антония и проклятие его иконоборческому кружку. А что если — нет? Тогда снова, как и полвека назад, — сожжение икон, публичные бичевания духовенства, клеймения, ссылки?

Но и посреди этого судьбоносного собрания мысли о своём учёном труде всё равно никак не оставляли Епифания. Процитированное патриархом пророчество Иисуса из Евангелия от Матфея напомнило ему и о параллельном месте из Марка: слова Спасителя совпадали в них почти полностью, но Марк передал одно важное обстоятельство — назвал имена апостолов, присутствовавших при этом знаменательном событии. Если у Матфея сказано просто: «Когда же сидел Он на горе Елеонской, то приступили к Нему ученики наедине и спросили…» — то у Марка добавлено: «…спрашивали Его наедине Пётр, и Иаков, и Иоанн, и Андрей». Ни у кого из толкователей не находил Епифаний объяснений тому, почему лишь у Марка названы имена апостолов, которым открыл судьбы мира Сам Иисус, — и только сейчас догадался: «Ведь апостол Матфей не был свидетелем того откровения, потому и не мог сообщить поимённо о тех, кто был тогда с Иисусом. А Марк, по словам Папия Иерапольского, которому доверяли все древние писатели, — Марк был учеником и переводчиком Петра и в точности записал всё то, что запомнил из его рассказов».

И действительно, Андрей и Пётр, «сыны грома» Иаков и Иоанн Зеведеевы, ближайшие ученики Христа, первые получили откровение о конце времён, как первыми и были Им призваны. О той же четверице апостолов читал Епифаний и в «Очерках» Климента Александрийского, по очень старому, ещё папирусному, списку, хранящемуся в Студийском монастыре: Климент сообщал, что Христос крестил одного только Петра, Пётр — Андрея, Андрей — Иакова и Иоанна, а они — всех остальных апостолов.

Стремясь найти как можно больше свидетельств Писания, возвеличивающих Андрея, Епифаний стал перебирать в памяти апостольские списки и считать, которым по счёту он в них упоминается: «Так… у Матфея: «Двенадцати же Апостолов имена суть сии: первый Симон, называемый Петром, и Андрей, брат его, Иаков Зеведеев и Иоанн, брат его, Филипп и Варфоломей…» — здесь Андрей назван вторым после Петра. У Марка: «…поставил Симона, нарекши ему имя Пётр, Иакова Зеведеева и Иоанна, брата Иакова, нарекши им имена Воанергес, то есть «сыны Громовы», Андрея, Филиппа, Варфоломея…» — здесь четвёртый, уступил своё почётное место Иакову и Иоанну Зеведеевым. У Луки — то же, что у Матфея, но в его же Деяниях Андрей почему-то снова на четвёртом месте. Иоанн, как всегда, отличается: не даёт никакого списка… Надо бы посмотреть и другие перечни апостолов, не столь авторитетные, но, возможно, в них я найду больше подробностей об Андрее…»

Епифаний и не заметил, как завершился собор, но всеобщее движение вернуло его из Палестины в Константинополь. Полные решимости, отцы перемещались обратно в Святую Софию, чтобы отслужить всенощное моление о поражении иконоборцев и сохранении Церкви от потрясений. И уже глубокой ночью, когда Никифора вызвал к себе император, а другие участники собора, ставшего для василевса неожиданным ударом, ждали, чем всё разрешится, Епифаний тайком вернулся на южные хоры Софии, где его ждали ещё не прочитанные книги.

С тусклым светильником в руке, пробираясь почти на ощупь вдоль мраморных стен, между шкафами, набитыми свитками и кодексами, обходя аналои, заваленные книгами и церами, он вдруг приметил на кожаной бирке одного из свитков заголовок: «Деяния святого всехвального апостола Андрея». Епифаний остолбенел: сколько он ни просил Фому подобрать ему сочинения, специально посвящённые жизни Андрея, тот пожимал плечами и говорил, что ничего подобного в библиотеке нет, поэтому приходилось делать краткие, но многочисленные выписки из отцов, в чём разобраться было очень сложно, а составить из них полноценное житие апостола — и вовсе невозможно. Руки его задрожали. Поставив светильник на аналой, Епифаний взял футляр со свитком, покрытый толстым слоем пыли. И тут кто-то схватил его за плечо.

— Что же ты, отче, не пошёл со своими в императорский дворец? — раздался голос библиотекаря Фомы. Это был именно он.

— Ну и напугал же ты меня, брат! — ответил Епифаний.

— Василеве в гневе, в Золотом зале собрались все высшие сановники, гвардейцы держатся за мечи, а против них — патриарх и весь епископат. Ваш Феодор тоже там. Что за книгу ты здесь нашёл?

— «Деяния Андрея», я их долго искал, а ты скрыл от меня…

— Ах, эти… Лживый апокриф, полный выдумок еретиков. Совсем недавно их читал здесь один священник из Никеи, делал какие-то выписки, а я до сих пор не убрал свиток на место. Отдай мне его. Зачем тебе эти глупости?