Хаям Маккоби - Революция в Иудее (Иисус и еврейское Сопротивление)

Теперь нам нужно задать вопрос (необходимый, ибо Евангелия пытаются скрыть истинную подоплеку событий): «Какие шаги Иисус предпринял для того, чтобы осуществить свои притязания на роль царя Иудейского?»

Евангелия явно замалчивают претензии Иисуса на то, что он — царь Иудейский. Это выражение появляется совершенно внезапно, когда Пилат спрашивает Иисуса: «Царь ли ты Иудейский?» Нигде в Евангелиях мы не находим ни событий, ни действий, которых мы были бы вправе ожидать после такого вопроса: провозглашения претензий Иисуса на трон, помазания Иисуса как царя, назначение сановников его двора, планирования Иисусом своей царской власти. Когда Иисус предстает перед еврейским судом, ни слова не говорится о его притязаниях на трон; вместо этого он обвиняется в кощунстве.

Однако когда он триумфально вступает в Иерусалим, народ, очевидно, знает о его притязаниях, ибо приветствует его царским титулом «Сын Давидов» и (согласно Луке) «царь». Сам Иисус в конце концов отвергает всякое намерение быть земным царем, говоря Пилату «Царство мое не от мира его» (согласно одному Иоанну), в свете чего его триумфальный въезд выглядит бесцельным обманом народа.

Хотя еврейский суд в продолжение разбирательства его дела не говорит ни слова о претензии Иисуса на трон, но основой доноса на него Пилату делает именно эту претензию. И обвинение, написанное на его кресте, гласит «царь Иудейский». Словом, Евангелия весьма туманно и бессвязно повествуют об этом предмете. А обычное толкование (что Иисус претендовал на этот политический титул, не имея никаких политических намерений) вносит добавочную путаницу.

Эти трудности возникают потому, что составители Евангелий, не будучи в силах отрицать, что Иисус претендовал на царский трон, сознавали, что факт мятежа против Рима им чрезвычайно мешает. Поэтому они затушевывали его как могли — уверяя, будто притязание было только метафорическим, устраняя связанные с ним детали и рисуя это как выдумку врагов Иисуса, предназначенную для того, чтобы натравить на него римлян. Хотя притязания Иисуса на то, что он «Мессия» или «Христос», всячески подчеркиваются в Евангелиях, из этого титула изымается его политическое содержание, а евреи показаны будто бы не понимающими значения этой концепции, выросшей из их собственной книжности и истории.

Однако когда мы приглядимся пристальней к евангельским рассказам (особенно к трем синоптическим Евангелиям — от Марка, Матфея и Луки), мы обнаружим, что факты не столько устранены, сколько замаскированы. Если мы применим метод «деспиритуализации» (например, возвращая таким терминам, как «христос», их политическое содержание), мы можем восстановить довольно многое из истории краткого царствования Иисуса в качестве царя Иудейского.

Синоптические Евангелия (в отличие от Евангелия от Иоанна) в основном следуют канве более раннего евангелия или группы евангелий, в которых содержался отчет о деятельности Иисуса, составленный в среде иудео-христианской церкви. В этом отчете Иисус был изображен земным человеком, пророком и царем, а не божеством, приносимым в жертву. Этот первоначальный отчет можно различить под спиритуализованными описаниями синоптиков.

Первым важным событием, которое мы можем восстановить подобным образом, будет не что иное, как коронация Иисуса в качестве царя Иудейского. Вслед за приветствием Иисуса Петром в качестве «христа» (то есть «царя») следует таинственный эпизод, именуемый Преображением. И именно этот эпизод при ближайшем рассмотрении оказывается замаскированным, спиритуализованным отчетом о коронации Иисуса.

Приглядимся к описанию Преображения, данному Марком:

«И по прошествии дней шести, взял Иисус Петра, Иакова и Иоанна, и возвел на гору высокую особо их одних, и преобразился пред ними. Одежды его сделались блистающими, весьма белыми, как снег, как на земле белильщик не может выбелить. И явился им Илия с Моисеем; и беседовали с Иисусом. При сем Петр сказал Иисусу: Равви! хорошо нам здесь быть; сделаем три кущи: тебе одну, Моисею одну, и одну Илии. Ибо не знал, что сказать; потому что они были в страхе. И явилось облако, осеняющее их, и из облака исшел глас, глаголющий: сей есть Сын Мой возлюбленный: его слушайте» (Мк., 9:2–7).

Несмотря на то что рассказ в этом изложении приукрашен чудесами, под ними можно различить отчет о коронации. Возвещение «Сей есть Сын Мой возлюбленный» заимствовано из Коронационного псалма (Пс., 2), который читался при венчании на царство каждого еврейского царя. (Следует помнить, что «Сын Божий» было царским титулом и никакой божественности в нем не подразумевалось.) Церемониальной особенностью еврейской коронации было то, что царя венчал (точней, помазывал) пророк, обращавшийся к царю, который ему отвечал. В отсутствие настоящего пророка его роль должен был исполнять кто-то другой.

На коронации Иисуса эту функцию явно исполняли два человека, разыгрывающие роли Моисея и Илии. Присутствие Илии естественно, поскольку пришествию Мессии, по еврейским верованиям, должно было предшествовать явление Илии, которому надлежало выполнять функцию пророка на коронации Мессии. Добавочное присутствие Моисея можно, пожалуй, объяснить тем, что Иисус считался последним Мессией и истинным пророком, так что Моисей, величайший из пророков, должен был присутствовать на его коронации.

Постройка кущей (шатров) Петром может быть объяснена тем фактом, что чертой ближневосточных коронационных ритуалов, включая и еврейские, было возведение царя на трон в куще или шатре (ивр. сукка ). Эта черта Преображения была настолько непонятна составителям Евангелий, что они изобразили Петра не сознающим смысла того, что он говорит, предлагая соорудить шатры. На самом деле Петр, скорее всего, сделал только один шатер, для самого Иисуса. Остальные два были, возможно, добавлены составителями Евангелий из уважения к Моисею и Илии и по невежеству относительно действительного назначения шатра.

Примечательно, что Преображение имело место шесть дней спустя приветствия Петра. В ближневосточных коронационных ритуалах тоже производилось провозглашение, а спустя неделю после этого следовала полная церемония коронации. Это один из редких случаев, когда в Евангелии указывается точный промежуток между двумя событиями. Составители Евангелий лишь смутно догадывались, что данный промежуток времени имел какое-то значение. Теперь мы видим, что и приветствие Петра, когда он впервые назвал Иисуса «Христом», было не просто случайным событием, а формальной частью коронационного ритуала, его начальной стадией, или провозглашением.