Юрий Грачёв - В Иродовой Бездне.Книга 1

Дорогой Лева купил набор открыток И. К. Айвазовского с разными видами моря, затем он написал на них тексты и пожелания детям Иванова-Клышникова. Они уже успели полюбить Леву и были очень рады, когда он вручил каждому из них на память по художественной открытке.

— Когда же вы едете в горы? — спросила Анна Петровна.

— Завтра, к вечеру, — отвечал Лева. — Сегодня я еще хочу сходить в тюрьму, передать продукты заключенным братьям, а завтра с утра попросить свидание и посетить брата, который находится за проволокой около Алма-Аты.

— Как же вы все это успеете? — спросила сестра.

— Да я бегом, быстро!

Схватив шапку и провизию, приобретенную для передачи, к которой Анна Петровна добавила кое-что от себя, он направился к тюремным воротам. Передачу у него приняли, но в свидании ему отказали. В коротких записках, посылаемых с продуктами, он написал слова утешения, ободрения для брата.

К вечеру он снова был в семье Павла Васильевича. Перед сном опять вели тихую беседу. Лева поделился своими откровениями в отношении следования за Христом, подражая Павлу. С большим энтузиазмом рассказывал он брату о том, как будет хорошо, когда, отрешившись от всего, люди, молодежь объединятся в одну семью по примеру первых христиан и пойдут так, как шли ученики Христа, как шел Павел.

Павел Васильевич слушал и улыбался тихой, кроткой улыбкой, в которой было что-то грустное, но не безнадежное. Когда Лева изложил открывшиеся ему стремления, Павел Васильевич, помолчав, сказал:

— Все это прекрасно, как утренняя звезда; как розовая мечта. Но сейчас темнеет. Ни ты, ни я. никто другой не в силах сделать так, чтобы рассветало. Вот этот сад сейчас погрузился во мрак. Близится ночь. И это, видимо, в планах Всевышнего. Мы сделали много ошибок. Мы старшие братья ссорились между собою. Среди нас появились такие уродливые явления, как Филадельфийский. Ему, да и Леве, было известно последнее стихотворение Ивана Ивановича о руководящих братьях, в котором он полностью раскрыл свою гнилую сущность. И вот Господь отнял у нас дело Божие. Нужно нечто, прежде чем взойдет новая, чистая заря. Тогда твои мысли жить по апостолу Павлу будут нужны, а сейчас они утопия.

— Темнеет, но на небе — все новые и новые звезды, — сказал Лева.

— О да! — подтвердил Павел Васильевич, — «Чем ночь темней, тем ярче звезды». Но все же сейчас их мало. Все ищут своего. И у нас благовестников не хватало, чтобы посылать их по одному, а не то, что по два, как предлагаешь ты, по примеру учеников Христа. В отношении того, чтобы не жениться, скажу тебе прямо: мы неженатым проповедникам не доверяем. Их везде встречают, как женихов. Начинаются всякие недоразумения, искушения, так что, дорогой Лева, если хочешь трудиться на нивах народных, возвещая Христа, придет время — женись,

Этот совет Леве не совсем понравился. Он мечтал по примеру апостола Павла не связывать себя семьей. Но прошли годы, и с мнением Иванова-Клышникова он в основном согласился.

И в другой день, встав как можно раньше, Лева отправился в окрестности Алма-Аты, где находились лагеря заключенных. Официального свидания ему не дали. Но через добрых людей ему удалось подозвать к изгороди брата-узника и, сидя напротив, на каменистом бугре, поговорить с ним.

— Как вы брат, не унываете? — кричал Лева видневшемуся за проволокой человеку средних лет в поношенной, грязной от глины одежде. — Что поделываете?

— Печи кладу. Всем доволен. «Великое приобретение — быть благочестивым и довольным».

— Пищи хватает?

— Хватает. «Девятьсот» зарабатываю, да еще на кухне подкармливают, когда ремонт делаю.

— Какие надежды?

— Бог усмотрит! — и, указывая рукой на небо, узник сказал, — Все там!..

Показался какой-то начальник, обходящий с вооруженной охраной зону лагеря, и узник, помахав приветливо рукой, отошел в сторонку. Лева слышал о том, что у него осталась большая семья, много детей. Он был пресвитером одной из небольших сельских общин и, несмотря на многократные предупреждения, продолжал смело проповедовать Христа. Его арестовали, приписав, как водится, антисоветскую агитацию с использованием религиозных предрассудков с целью… свержения существующего строя!

— Как это дико! — размышлял Лева, возвращаясь в Алма-Ату. Простой многодетный крестьянин, плотник по отхожему промыслу, по вере человек совершенно безобидный, покорный… О нем рассказывали, что он отличался особой кротостью. И вдруг — свержение существующего строя.

Глубокой скорбью и болью наполнилось сердце Левы за многих и многих братьев и сестер, в поведении которых не было абсолютно ничего антисоветского. Их лишали свободы, заточали в тюрьмы и лагеря только за то, что они ревностно проповедовали Христа.

Одно утешало его — это то, что они идут путем Спасителя, ибо и Его, и Павла, и первых христиан гнали, обвиняли во всяких злодеяниях, которых они никогда не совершали и не мыслили совершать.

Попрощавшись с семьей Иванова — Клышникова и забрав свои скудные пожитки, Лева направился в горы. Дорога шла полем и степью, вблизи берега речки Алматинки. Он шел быстро, километр за километром, и седые от вечно лежащего на них снега горы вырисовывались все яснее и яснее.

У дороги он увидел отдыхающую девушку. Он узнал ее, и та, всмотревшись, узнала Леву.

— А, Таня! Вы куда, на работу? — спросил Лева.

— Да, на работу, в сады. Ходила в город, теперь спешу, да устала немножко.

Это была Таня, что дружила с Ваней. Они пошли вместе. Девушка явно была чем-то расстроена.

— Как поживаете? Как Ваня? — спросил Лева.

— Да ничего, — сказала девушка. Потом, помолчав, доверчиво взглянула на Леву. Видимо ей хотелось поделиться: Нехорошо получается… Меня-то со всеми девчатами назначили собирать яблоки, вон в те сады, — и она указала рукой направо, где виднелись начинающиеся у подножья гор сады. — А Ваня остался с ребятами на фабрике по сколачиванию ящиков. Ну, получили они там хороший задаток и выпили… А по пьянке пошли к бабам. Услыхала я, бросила работу и туда… На фабрику вот ходила.

— Ну и что же? — спросил Лева.

— Ничего. Только со мною он грубо обошелся. Злой какой-то. «Что ты, — говорит, — меня к своей юбке привязать, что ли хочешь?»

— Ну, он вас не оставит, — утешительно сказал Лева. — Вы такая хорошая…

— Уж не знаю, — вздохнула Таня, болит мое сердце, прямо разрывается. Эх, доводит все эта пьянка. А я ему себя отдала…

— Да вы бы лучше дружили с непьющим парнем, — сказал Лева.

— Да где они, непьющие-то? Все они пьют, гуляют…

Уже начало темнеть, когда Лева дошел до экспедиции. Она располагалась в одном из садов, находившихся в предгорье Тянь-Шаня. Экспедиция размещалась в нескольких простых деревянных избушках. Узнав о его назначении, сотрудники отвели его к начальнику. Это был крупный ленинградский ученый, специалист по растениеводству. Когда Лева увидел плотного седого человека, невысокого роста, с морщинистым улыбающимся лицом, он сразу почувствовал к нему самое доброе расположение. Тот принял его с полным радушием и дружески подал Леве руку, потом познакомил его со своей юной дочерью и женой, которые сопровождали его в экспедиции. Он что-то сказал жене не по-русски и она, утвердительно кивнув головой, вышла.