Юрий Грачёв - В Иродовой Бездне.Книга 1

— Нет, нет, — поспешил ответить Лева. — Об этом и не думайте. Мой путь ясен, и я не могу сворачивать ни направо, ни налево.

Впоследствии этот брат попал в испытания, но вышел из них благополучно. Женился, зажил обычной обывательской жизнью. Слышно было, что в семье были неурядицы, он проявлял гнев. Искренний, хороший был брат, но, видимо, сделал ошибку, не поехав к якутам, когда Господь звал его туда.

Из Иркутска по направлению к Байкалу шел поезд. Огни его прорезали ночную тьму, нарушая покой спящей тайги. Поезд остановился у маленького разъезда. На перроне, слабо освещенном коптящей керосиновой лампой, был одинокий пассажир, сошедший с поезда. Он огляделся кругом, постоял, что-то припоминая, и, обогнув станцию, стал спускаться по откосу в таинственный мрак ночи. На фоне ночного неба рисовалась зубчатая тайга. Там, ниже, белела какая-то полоса. «Должно быть, Ангара» — соображал юноша и, осторожно ступая по мелким камням, стал спускаться к воде.

Да, это была великая сибирская река Ангара. Стоя на берегу, он внимательно всматривался в темный силуэт ближайших выступов берега, пока его глаза не уловили очертания чего-то похожего на избушку. Он направился туда и скоро стоял перед небольшим деревянным домиком рыбака. Постучал в дверь, ответа не было. Постучал еще, кто-то закашлял, послышался скрип внутренней двери и голос:

— Кто это?

— Ваш брат, странник и пришелец!

— Эй, старуха, вставай скорее! Брат, брат пришел!

Старик открыл дверь и, всмотревшись в стоявшего юношу, спросил:

— Да вы откедова?

Похоже, что внешний вид юноши изменил отношение старика к нему. Действительно, висевшая сбоку полевая сумка, с другого бока — фляжка, за спиной — вещевой мешок и через плечо, как шинель, скатка пальто, производили впечатление военного.

— Привет вам из Иркутска, от братьев Петрова, Попова, — сказал юноша. Старик разгладил свою большую седую бороду и обнял молодого человека. Целуя его, старик говорил:

— А я уже подумал по твоему виду, не души ли ты моей ищешь?

Старушка приветливо усаживала гостя и хлопотала у печки:

— Вот тут у нас немножечко картошки осталось, угощаем. Я уж уху завтра утром сварю,

С аппетитом ел Лева вареный картофель и рассказывал о своем желании переправиться через Ангару, а потом берегом добраться до стеклянного завода а далеко идти по деревушкам, где находились узники.

— Рад, я за тебя; брат рад, — говорил рыбак. — Не оставит тебя Бог без милости за такое доброе дело. Да вот только смотрю я на тебя — трудно одному. Ведь Христос всех учеников по двое посылал, вдвоем — то полегче.

— Да, вдвоем полегче, — вздохнул юноша, — но не нашел я тех людей, которые бы жертвовали собой ради этого.

— Да, — сказал брат-рыбак, — не слыхал я тоже. Да и Павел в свое время имел верного Тимофея, а об остальных он писал: «Все ищут своего, а не того, что угодно Господу Христу»

Помолившись, крепко уснули. Наутро, чуть взошло солнце, Лева стал уговаривать рыбака переправить его на ту сторону реки, не дожидаясь, когда будет готова уха. Старичок вынужден был уступить уговорам юноши и перевез его на плоскодонке на противоположный лесистый берет Ангары. Прощаясь с ним, он спросил:

— А как твои ноги? Идти-то далеко. Выдержишь ли?

— Бог даст, выдержу, — ответил юноша. — Молитесь обо мне. И он бодро зашагал по берегу Ангары вверх.

Это было чудное осеннее утро. Воздух был свеж, наступали первые осенние заморозки. Тайга, убранная в разноцветную одежду отмирающей листвы, была прекрасна. Он шел километр за километром, не встречая никого. Кругом была девственная природа. Временами поднимались стай диких уток и гусей и летели к югу. Все интересы Левы, его стремления, мысли были направлены на то, чтобы исполнить волю Пославшего его.

До стеклянного завода он дошел, нисколько не устав. Не делая передышки, расспросив о пути к таежной деревушке, он направился туда. Несколько утомленный, подошел к краю небольшой деревеньки, расположенной в глухой тайге.

— Слушай, парнишка, не знаешь, тут у вас должна быть портниха, звать Паша, из города, работает тут…

— Есть, есть, — сказал паренек, который вел лошадь, — вон там. Он указал кнутом на старую потемневшую косую избу.

— Там она.

С сильно бьющимся сердцем направился Лева к избе. Сейчас он увидит Пашу, о которой он столько слышал. Он так хотел знать людей, жертвенно отдавшихся Иисусу, добровольно идущих на лишения ради ближнего, но он еще не встречав их. А они были, как бывают звезды на темном небе во время глухой ночи. И одной из этих чудесных звезд, как говорили, была Паша,

Подойдя к двери избушки, он приоткрыл ее:

— Можно войти?

— Войдите! — раздался приветливый звонкий голос девушки.

— Мир вам! — сказал он, войдя и остановившись среди комнаты.

— С миром принимаем! — сказала Паша, вставая от швейной машины и с недоумением смотря на незнакомца. Его обмундирование вызывало у всех верующих недоумение.

— Кто вы? — спросила она.

Он не ответил, а только сказал: «Давайте помолимся». Они опустились на колени. Он не мог молиться, он плакал, молилась Паша. Потом молился и он, благодаря Бога, что Он помог ему добраться до того места, где есть узники, а также увидеть ту настоящую христианку, которая служит им и заботится о них.

Они встали с колен и начали разговаривать, как добрые друзья. Кровь Иисуса, близость к Нему сразу сделали их родными, понятными друг другу. Лева рассказывал о том, как он оставил родных ради Истины, как он просил Отца Небесного, чтобы Он указал, что ему делать, и как, получив от Него благословение, пошел в тяжелый, далекий путь посещать узников.

Паша слушала, и на лице ее была улыбка. Она радовалась тому, что видела таких же людей, как она, которые посвящают свою жизнь, юность делу служения ближнему. О себе она рассказывала мало. Как ни старался Лева подробнее расспросить Пашу о том, как достигла она такого высокого уровня, она скромно отмалчивалась и старалась говорить не о себе, а о других.

Каждое слово, каждое движение было воплощением величайшей кротости и смирения.

— Ведь я не могла не приехать сюда. Господь побудил мое сердце, это Он, а не я.

— Да, — соглашался Лева, — все доброе, хорошее, что проявляется в нас, это не наше, это Его. Наше — это только грех. И верно, Паша, нам нечем хвалиться, только Христом, Христом одним…

— Дорогой брат, я угощу вас сейчас чаем. Извините, что я сразу не догадалась, вы так увлекли меня своим рассказом. А потом придут узники, ужин уже готов, стоит в печи, и мы будем ужинать с ними.

Она поставила горячий чай, молоко, хлеб, и Лева с аппетитом пил и говорил о том, как дорога для христианина простая пища — хлеб насущный.