Юрий Грачёв - В Иродовой Бездне.Книга 1

— Но все же, — заметил Лева, — в свободное время вы могли бы посетить узников.

— Брат, мы ходим в деревушку, что по ту сторону железной дороги. Там много братьев, радостное собрание. И тебе советуем непременно пойти туда. Поназидаешься с другими и сам порадуешься.

— Нет, — сказал Лева, — это мне не по пути. Я стараюсь быть не в доме пира, а в доме плача.

С раннего утра он двинулся таежными тропами, идущими вдоль реки, в далекий лагерь. И опять пред ним раскрылись, одна краше другой, картины тайги. Осень начинала медленно накладывать свои краски. Местами листва деревьев темнела. Необычайно нарядно выделялись группы высоких стройных рябин с ярко-красными ягодами и разноцветной листвой. Вся красота леса отражалась, как в зеркале, в тихой спокойной реке. Солнце уже грело не жарко, а нежно, тепло, приятно. Приближалась та давняя пора тишины и тепла, которая известна в народе под названием «бабьего лета».

Лева шел километр за километром, но не чувствовал усталости. Солнце начинало склоняться к закату, и он ощутил голод. Достал из вещмешка краюшку хлеба, соленый огурец и быстро съел. Хотелось пить. Вода в реке была чистая прозрачная. Он наклонился и стал пить: приятная, вкусная, холодная, как родниковая.

Пошел дальше. Местами в лесу показались высокие вышки с находящимися на них часовыми. Появились и группы людей, бригады с двумя или тремя охранниками, работавшие в лесу. Лева шел мимо них, никто не останавливал его. Наконец, заметив одну бригаду, в которой он по шапкам и рубахам определил украинцев, подошел к ним. Охранники не обращали на него внимания.

— Скажите, вы не знаете, тут Петренко должен быть?

— Знаем, знаем, — ответило несколько голосов. — Он был в самом лагере. Он инвалид, работает в лагере. Да кто он тебе будет?

— Брат?

— Брат.

— Ого, так ты с Украины, с каких мест? Как Украина? Как жизнь?

Но Лева на Украине никогда не бывал и, естественно, спешил уклониться от всяких расспросов. Он направился к видневшемуся на берегу реки лагерю, который не был полностью огорожен проволокой. Видимо, побегов отсюда не было, и заключенных держали сравнительно свободно.

Вместе с другими бесконвойными заключенными Лева беспрепятственно прошел в лагерь. Он представлял из себя несколько больших бревенчатых бараков и ряд мелких деревянных построек. Без труда нашел он брата Петренко, который работал дневальным в одном из бараков. Заключенный просто просиял, когда узнал, что пришел браг по вере посетить его.

— Какое счастье! Какое счастье! Бог послал! — говорил он, воздевая руки к небу, — Благодарю Тебя, Господи, что Ты послал брата. И торопливо добавил, обращаясь к Леве:

— Я тут не один, есть еще три брата. Сейчас придут с работы. И еще же похвалился: — У нас тут есть молитвенный дом. Вон там, — показал рукой на большое окно, Сквозь деревья виднелась старая постройка,

— Мельница чья-то была. Там наверху мы молиться собираемся. В бараке никого не было, кроме двух-трех спящих больных, и их беседе никто не мешал.

Из слов заключенного Лева узнал о том, как они служили Господу на Украине, о тех больших собраниях, какие были во многих селах. Волна репрессий остановила растущее пробуждение украинского народа. Многие руководящие братья как в больших городах, так и в селах, были арестованы, сосланы, заточены в тюрьмы. Молитвенные дома закрыты, духовная работа пала на плечи сестер.

Петренко доставал письма и читал гостю, как во многих местах простые женщины-сестры поддерживали семьи, оставшиеся без отцов, оказывали помощь заключенным передачами и посылками.

Петренко продолжал читать чудные строки, написанные сестрами узнику, и из каждого лился мир на утомленную душу.

И Леве стало ясно, что к деле заботы об узниках он далеко не один, он только маленькая крупица того великого благословения, которое изливает Господь через искренних своих на гонимый, страдающий народ свой. Один только Господь с высоты, очи Которого обозревают землю, видел тот дивный аромат любви, который изливался в саду Господнем, когда подул ветер с севера и с юга.

Лева вспомнил те потоки заботливой любви, которая проявлялась к заключенным и их семьям на Волге, и у него стало легко на сердце от сознания того, что он не одинок, что ныне он приобщился к тем многим, многим людям — мироносцам, которые несут свои ароматы, чтобы помазать оплеванное, истерзанное Его тело.

Пришли братья, и все они пошли в «молитвенный дом». Там, в полуразрушенном помещении мельницы, они пели, преклоняли колена, читали Слово Божие. И было так хорошо и так радостно, что совершенно забывалось, что они в глухой тайге, на чужбине и что кругом стоит вооруженная охрана.

— Да, для Слова Божия нет уз, — сказал вдохновенно Петренко. — Господь и здесь приходит к нам, и мы с Ним так утешаемся, нам так хорошо, как не было даже на больших собраниях.

Душу Левы томил один вопрос: так или иначе, наступает ночь. Где же ночевать? Кругом ни одного домика, только лагерь. Идти назад невозможно, ночевать в тайге опасно: всякие звери водятся;

Он поделился своими опасениями с братом Петренко.

— О, ничего! — воскликнул тот. — Поночуешь у нас в бараке. У нас чисто, вшей нет. Я скажу старосте, он — мужик хороший.

Староста из заключенных, назначаемый начальником лагеря для наблюдения в бараке, оказался добрым мужичком.

— Пусть ночует рядом с тобой. Потеснитесь на нарах. Малый хороший, брата пришел проведать.

И в первый раз в жизни, будучи «вольным», Лева уснул на нарах вместе с заключенными. Нужно отметить, что перед сном братья угостили его из лагерного котла очень вкусной пшеничной кашей с маслом. Лева быстро безмятежно уснул.

Ночью он проснулся от резкого требовательного крика:

— Вставай, поднимайся, стройся на проверку! Стройся!

Заключенные поспешно вскакивали на проверку! Это была ночная проверка заключенных, которая периодически делалась начальством.

Выстроились рядами, и с ними Лева. После переклички, в бараке оказался один лишний. Хотели уже пересчитать второй раз, но староста вышел вперед и сказал:

— Гражданин дежурный, разрешите доложить. Тут к нашему дневальному братишка приехал. Так ночевать-то негде, мы его здесь и пристроили.

— Кто такой? — спросил дежурный, сонно позевывая. Лева вышел вперед. Дежурный махнул рукой:

— Нехай ночует. Если число больше — это нам ничего, а вот не хватит — плохо.

Утром, сердечно простившись с братьями, Лева двинулся обратно в путь. Когда он к вечеру пришел на станцию Половина, то сестра высокого брата, что убеждала его посетить собрание, стала тоже упрашивать его идти в село, где как раз должно было вечером состояться собрание.

Очень не хотелось Леве идти туда. Однако, скрепя сердцем, он уступил просьбам сестры и пошел. Дорогой его все время мучил вопрос: «Зачем я иду туда? Ведь я призван посещать ссыльных и заключенных. Не моя это обязанность — ходить по собраниям».