Исраэль - КАББАЛА ВЛАСТИ

Принцип оказался удобным для семейства Гуггенхаймов, основавших музеи в Нью-Йорке, Бильбао, Венеции. У них было достаточно средств на постройку роскошных зданий. Они точно знали, что им надо, и они были не прочь стать верховным арбитром. Фамилия Гуггенхайм стала брэндом в искусстве. Сначала были полотна сомнительной эстетической ценности вроде «абстрактной живописи» Джексона Поллока, и вот, наконец мы докатились до тухлых свиней, ржавого металлолома и костюмов Армани. Искусство было уничтожено.

На расстоянии дневного перегона от Бильбао в древнем королевском граде Леоне можно посетить один из старейших и прекраснейших европейских кафедральных соборов с его дивными витражами. Церкви и храмы были первым и важнейшим хранилищем и патроном искусства. Они не были простыми заказчиками, как современный банк, который заказывает картину для украшения главного офиса. Изобразительное искусство неразрывно связано с церквами и храмами; оно есть форма высшего служения, провозглашающее внутреннее родство и созвучность Бога и Человека. Стены кремлевских храмов сияют древними русскими иконами, в церквах Италии можно увидеть работы кисти Караваджо и Рафаэля, лики божественной красоты смотрят из ниш буддийских храмов Нагана и Киото. Прекрасные мраморные тела Афродиты, светлые лики Богородицы, суровые изображения Христа Вседержителя, грациозные статуи Будды - в них была вся суть до-современного искусства.

Художники и сегодня боговдохновснны, они и сегодня готовы строить кафедральные соборы и украшать их росписями, воспевающими нашу любовь к Господу. «Звездная ночь» Ван Гога могла бы стать алтарным изображением, Гоген писал «Рождество» и «Райские кущи», только на Таити, а «Голубь» Пикассо - это тот самый голубь, которого видел Иоанн Креститель на берегах Иордана. Гауди положил свою жизнь, возводя и по сей день недостроенный грандиозный собор в Барселоне, в то время как на другом конце Европы, в тысячелетнем стольном граде Киеве строился и украшался замечательный Владимирский собор. Снаружи он выглядит, как обычный собор, построенный в византийской традиции, но внутри это настоящее чудо. Своды и стены плотно расписаны такими мастерами fin-de-siecle, как Васнецов, Нестеров, Врубель. Это Сикстинская капелла православия, а ведь собор - почти современник Малевича!.

Русские художники использовали традиционную схему и тематику убранства Православной церкви, но их художественная манера, стиль, были новыми, свежими, сильными. Кто знает, может быть, если бы октябрьская революция не пылала антихристианским жаром, русские смогли бы вновь разжечь великое пламя христовой веры. Этого не произошло, русские церкви были разрушены или превращены в склады или, как в случае с киевским Владимирским собором, стали музеями атеизма. Но дух не так просто убить. Спортсмены и летчики Дейнеки - советского художника 30-х годов - и его нордических современников воспевали величие человека, созданного по образу и подобию Божию. Сегодня это принято презрительно называть «тоталитарным искусством», хотя «Сталин и Ворошилов» Герасимова ни на йоту не более тоталитарное произведение, чем скажем «Наполеон» Давида или «Генрих IV» Рубенса.

Не бывает тоталитарного искусства, в отличие от тоталитарного режима в искусстве. Тоталитарной может быть только гегемония одной визуальной тенденции в искусстве при полном подавление всех других проявлений человеческого духа. Для кураторов Гуггенхайма и современных критиков искусства приемлем только один вид искусства, а фигуративное, «человеческое» искусство подвергнуто остракизму.

Ведущая фигура британского художественного истеблишмента Айвен Массоу, директор Института современного искусства, восстал против этого современного тоталитаризма. В статье в журнале New Statesman, озаглавленной «Лапша на уши» (It's All Hype), он описывает самый настоящий тоталитарный режим, поддерживаемый сплоченной группой музейных кураторов:

«Тоталитарные режимы имели свое официальное искусство, его эстетика становилась ведущей и пропагандировалась в ущерб всем остальным стилям и направлениям. В Советском Союзе официальным было искусство соцреализма. Творчество в любом другом стиле рассматривалось как акт неповиновения. В Британии сегодня тоже есть свой официальный стиль - концептуальное искусство. Оно выполняет те же функции, что и соцреализм в СССР. Оно утверждается на Даунинг-стрит, оплачивается крупным капиталом, а отбирается и выставляется самодержцами от культуры, вроде Николаса Сироты из галереи Тейт, которые управляют искусством из своего хрустального дворца. Цель заговорщиков - сохранить свои капиталовложения, защитить интеллектуальную валюту, которую они вложили в этот вид искусства, и поставить искусство на службу собственным интересам».

Массоу говорит о фатальных последствиях такой политики. Художника вынуждают втиснуться в прокрустово ложе концептуального антиискусства: «Грустно видеть, как многие молодые талантливые художники в поисках признания вынуждены забыть о своем даре и позиционировать себя в качестве авторов ви/гео-инсталляций или машин для производства иены в закрытых помещениях. Только таким образом можно получить гордое звание современного художника. Истеблишмент от искусства виновен в навязывании концептуального искусства как единственно возможного искусства наших дней.

Тысячи юных творцов прозябают в неизвестности, ожидая, когда верховный арбитр устанет от безграничного обожания концептуального искусства. Ценители прекрасного должны сказать художникам, что они не обречены на выбор: творить кучи мусора, или распространять свои произведения подпольно, как самиздат».

Айвену Массоу казалось, что он раскрыл карты и тем самым сломил правила тайной игры:

«Привлекая внимание общественности к этим вопросам, я, конечно, понимаю, что найдется много охотников посидеть с вязанием рядом с гильотиной, как мадам Дефарж, предвкушая, как моя голова скатится к их ногам. «Истеблишмент от искусства» (каким бы оксюмороном это не звучало) чудовищно влиятелен и, как все центры власти, не поощряет разнообразия».

Опасения Массоу материализовались: сразу же после этой публикации он был уволен и подвергнут остракизму британским истеблишментом от искусства, во главе которого стоят еврейский «самодержец от культуры» Николас Сирота и еврейский коллекционер и рекламный магнат, приятель Пиночета, Маргарет Тэтчер и Конрада Блэка, Чарльз Саатчи. Влияние Саатчи уникально: художественный критик Норман Розенталь из Британской Королевской академии считает, что «семейство Саатчи, возможно, имеет самую значительную коллекцию современного искусства в мире».1