Павел Россиев - На Севере диком. Церковно-историческая повесть

— Еще заповедую вам. Когда, по воле Божией, душа моя разлучится от тела моего, погребите меня у церкви Успения Пресвятые Богородицы, в пустыне, куда часто уходил я на богомыслие и безмолвие.

После этих слов Трифон попросил приобщить его Святых Таин. Братия стала на колени. Ученик умирающего Петр помог ему подняться с рогожки. Петр плакал. Но спокоен был сам старец. Только лицо его светилось, как будто отражая внутреннее торжество. Трифон стал на колени перед чашей со Святыми Дарами, и игумен Гурий приобщил его.

Всем стало вдруг как-то особенно отрадно. Горечь предстоящей разлуки навсегда с любимым наставником уступила место радости и умилению при виде причастника.

Братия облобызала умирающего.

И вдруг он, поникнув головою, горько заплакал!

Всех охватило крайнее недоумение… Все переглянулись между собою. Что это значит? Откуда слезы? Почему вдруг умиление старца сменилось горькими слезами? Не тоска же по жизни проснулась в нем? Не страх же смерти…

Взволнованный и удивленный игумен склонился к плачущему и сказал:

— Преподобный отче, ты нам запрещаешь о тебе скорбеть, ибо с радостью идешь к Сладчайшему Иисусу. Скажи же нам, отчего ты прослезился?

Умирающий не сразу отвечал.

Он довольно долго, как бы испытующе, смотрел на иноков и потом, переведя взгляд кверху, пророчески промолвил:

— Будет на сию обитель тяжкое искушение, и многие примут мучение от острия меча, но не ослабевайте, братия, упованием на Бога, не оставит Он жезла грешных на жребии Своем, ибо силен и паки обновить Свою обитель.

И обратясь к своему ученику-келейнику, добавил:

— Я хочу лечь… силы слабеют…

Иноки помогли ему лечь на рогоже. Снова просветилось его лицо. Холодеющие губы зашептали молитву… Через минуту старец скончался.

Игумен Гурий склонился над ним: всматривается, дышит ли основатель обители. Нет, не дышит…

— Братие… наш наставник… оставил… нас, — глотая слезы, проговорил игумен Гурий. И убогая келия огласилась рыданиями иноков.

Это совершилось 15 декабря 1583 года.

Умер и царь Иоанн Грозный. Меньше чем на год пережил он великого подвижника Севера. После его кончины престол наследовал кроткий царевич Феодор Иоаннович.

Однажды, во время войны со шведами за освобождение Нарвы, когда благочестивый царь почивал, явился во сне ему старец, высокий, согбенный, с большою белою бородой.

— Встань, государь, выйди из шатра, а то будешь убит.

Феодор спросил:

— Кто ты, инок?

— Я тот Трифон, которому ты подал свою одежду, чтобы твоя милостыня предварила другие. Господь Бог мой послал меня к тебе.

Царь Феодор открыл глаза. Проснулся. Огляделся — никого нет. Но сон был и он явственно предостерегал его от погибели. И царь поспешно вышел из шатра. Ядро из осажденной Нарвы ударило прямо в постель Феодора.

Чудо свершилось! Феодор горячо возблагодарил Бога за милость Его к нему, царю, и отправил в дальнюю Печенгскую обитель гонца, который бы нашел Трифона.

Гонец отправился. Вот он в обители.

Иноки радостно встретили царского посланца.

— Где праведный старец Трифон? Отведите меня в его келию, — просил он и услышал в ответ:

немало лет уже минуло, как праведный старец скончался.

Всех их, 116 иноков, шведы сожгли вместе с монастырем. Сожгли они также все постройки, церковь, большую часть имущества, скотный двор и мельницу. Сожгли также поселок под названием Викид, где была монастырская гавань, все карбасы и лодки, а оставшиеся в гавани суда изрубили на части. Итак, от монастыря не осталось ни одного строения, кроме бани, стоявшей невдалеке да двух землянок, находившихся на двух маленьких островках, куда шведы не могли проникнуть. (Из старинного датского документа)

Ни день, ни ночь. Хаос какой-то. Хаос, как накануне творения мирозданья. В двух шагах не видать ни зги. Стелится мгла по земле, подымается от земли, все заволакивает. Кажется, не стало моря Студеного, нет уже и гор, и земли. Исчезла тундра. Кто-то гудит, воет, не то плачет, не то стонет. Кто-то, чудится, носится в этом хаосе и извергает проклятия. Кто? Злой дух. Он стонет и сеет зло, преступления… У самого моря, в одном дне пути от Печенги, поставил свою вежу (шатер, чум) фильман (кочевой лопарь, владелец оленьего стада) Иван. Его сам преподобный Трифон окрестил; только он крестился из жадности, ожидая даров, и, не получив их, питал большую злобу и на преподобного, и на Самого Бога и продолжал жить как язычник.

И Бог, видно, от него отступил.

В 1589 году его оленям приходилось плохо, стужа сковала снега, олени каждый день издыхали от бескормицы, и стадо его таяло, как тает летом льдина на солнце.

Обозлился вконец лопарь Иван и начал думать, как ему возвернуть убыток. Думал, думал, запряг кережу (сани) и отправился в иную северную страну, в такое место, где, как он знал, живут зимой морские пираты.

Он предложил разбойникам довести их до Печенгского монастыря, чтобы ограбить его. Те обрадовались: давно точили они зубы на монастырь, да боялись и не знали дороги. Ивану атаман обещал 50 серебряных шведских монет да еще двадцать дал вперед. Злоумышленники надели пачеки (шубы, мехом наружу), вооружились, запрягли целую райду (олений поезд) кереж, двинулись и приехали на Печенгу в самый день Рождества Христова.

Сбылось пророчество умирающего апостола Севера. Явилось на обитель тяжкое искушение, наступал час многим принять мучение от острия меча.

Вот что было дальше, как то записано и передано лопарским преданием. За два часа до нашествия разбойников 51 человек братии и 65 послушников после обедни сели за стол в трапезной, а отец настоятель, прежде нежели благословить трапезу, взял святую книгу и только что раскрыл, чтобы прочесть ее именно в том месте поучения, где у него была закладка, как побледнел, зашатался и упал на землю.

Братия подумала, что он ослаб от воздержания. Один из них подбежал, чтобы поднять настоятеля, как вдруг вскричав, закрыл лицо от страха. Все поднялись и увидели с ужасом, что там, где лежала закладка в книге, кровавыми буквами появился помянник по новопреставившимся убиенным и следовал список их имен, начиная с имени настоятеля обители.

Поднялся плач и смятение, но настоятель повелел всем идти в церковь и там вместе с братией пал пред иконами. В это время подъехали разбойники, стали ломиться в двери освещенного храма и, окружив деревянный монастырь, подожгли его со всех сторон. Между иноками был один богатырь, бывший воин. Взглянув в окно и увидев, что разбойников не больше 50, он стал просить настоятеля благословить его и других самых молодых и сильных иноков защищать обитель, так как у них-де есть топоры и ломы. Но настоятель сказал: