Монах (Афанасьев) - Наставник и чудотворец

В июне 1927 года еду в Холмищи с одной киевлянкой, которая давно собиралась к батюшке. Прожили лето под Киевом всей семьей — что же дальше делать, куда ехать? Можно ли возвращаться в Ромны? Там православным людям оставили одну только кладбищенскую церковь. Отца Адриана зовут туда, но ведь люди не понимают, что ГПУ потребовало от него подписку о невыезде. Приезжаем на станцию Думиничи. Подвод нет. Решаем идти пешком двадцать пять верст. Дорога для нас, конечно, оказалась трудной. Пришлось несколько раз разуваться и переходить ручьи вброд. Кроме того, мы часть пути шли лесом, спросить было не у кого, и потому пришлось сделать много лишнего, так как мы сбились с прямой дороги. Приходим в Холмищи и узнаём, что батюшка никого не принимает: было местное ГПУ, которое требовало от него прекратить прием. Грустно. Сидим на крылечке того домика, в котором живет батюшка, видим свет в его окошечке и знаем, что к нему нельзя. Все-таки батюшку упросили нас благословить. Молча, с каким-то особенным благоговейным чувством, приняли мы это благословение. Пошли ночевать напротив... Тут как раз пришел отец Тихон (местный священник), я его упросила подождать немного, а сама взяла тетрадку и стала в ней писать вопросы, оставляя место для ответов. С этой тетрадкой по моей просьбе отец Тихон пошел к батюшке и записал ответы. Батюшка ответил на все вопросы... Вечером батюшка прислал Марию Ефимовну ко мне сказать, чтобы я не огорчалась и не печалилась, ехала бы обратно и его бы простила!.. Написала ему еще записочку, просила помолиться о нашем путешествии, так как меня пугала мысль идти пешком. За молитвы батюшки удалось нам поехать. Как только мы вышли из села, нас обогнала подвода и довезла нас до станции.

В конце октября 1927 года попала я в Холмищи совсем особенным образом: батюшка сам вызвал меня. Произошло это так. Живя в Киеве, мы все время старались отправлять батюшке различные продовольственные посылки, так как местные власти требовали, чтобы батюшка не принимал никого, а хозяин постоянно роптал, что уменьшилось поступление продовольствия и денег. Получаем известие, что в Холмищах недостаток муки. Отец Адриан упрашивает одну железнодорожную служащую, имевшую право на бесплатный билет, съездить в Холмищи и отвезти муку. Вдруг получаем письмо. Батюшка никому не благословляет приезжать из Киева, „кроме матушки отца Адриана, которая и должна все доставить лично ко мне...“ Надо было скорее ехать, и не с пустыми руками. Начала хлопотать, собирать деньги. Это дело было трудное, так как нас мало еще кто знал в Киеве, а прихода отец Адриан не имел. Но с Божией помощью все устроилось! Я поехала с порядочной суммой и с продуктами. Путешествие оказалось трудным, было очень холодно в вагонах, приходилось делать лишние пересадки, на себе таскать муку и другие тяжести. Сначала я ехала с одной киевлянкой, которая мне помогала, но потом, помню, пересадка в Сухиничах на Козельск была настолько трудная, что я чуть было не пропустила поезд, таская одна все эти тюки. Приехала в Козельск, там подождала, пока меня доставил до своего хутора Василий Петрович. Это было 1 ноября, и наконец Матрена Алексеевна повезла меня к батюшке — 2 ноября.

Вышло как-то необыкновенно. Когда мы приехали, нам ворота открыл младший сын Андрея Ефимовича, а больше дома никого не было. Обрадовавшись, я сразу же побежала к батюшке. Батюшка вышел слабенький, осунувшийся, желтый весь. Я опустилась перед ним на колени в коридорчике, он благословил, а потом, взяв мою голову в обе руки, сказал: „Благодарствую тебе очень, что приехала, благодарствую, умница, что приехала“, — и поцеловал в голову. Я спросила: „Батюшка, отдать вам все деньги и письма и не говорить об этом Андрею Ефимовичу?“ — „Да, да, пожалуйста не говори ему, а если будет спрашивать, скажи, что привезла посылочки из Киева“. В это время вошла Матрена Алексеевна с мукой и всякими пакетами, Володя (сын Андрея Ефимовича) помогал ей тащить. Батюшка опять за все благодарил, попросил Володю поставить самовар и нас отправил чай пить. Я оставила батюшке новый наперсный крест отца Адриана с изображением Владимирской Божией Матери на обратной стороне, сделанный по батюшкиному благословению.

Только мы с Матреной Алексеевной перешли на другую половину, как вошли Мария Ефимовна и Андрей Ефимович. И вспомнились мне слова батюшки: „Пусть она все привезет лично ко мне“. На другой день утром, 3 ноября, я узнала, что батюшке было плохо, что у него был приступ лихорадки. Но все-таки часов в одиннадцать меня позвали к батюшке. Батюшка вышел со всеми письмами, привезенными мною, и сел в кресло, посадив меня рядом. Надо было перечитать письма и записать батюшкины ответы, а на батюшку жалко было смотреть: видно было, что ему очень нехорошо. Я несколько раз спрашивала, не оставить ли некоторые письма на завтра, но батюшка не соглашался. Мы все кончили. Пересчитали деньги. Я встала и попросила батюшку пойти отдохнуть.

Батюшка сказал: „Да, да, видишь, в каком я печальном положении: и лихорадка, и налог“. И рассказал подробно о налоге. Я простилась с батюшкой и ушла очень расстроенная, видя, что батюшке так плохо.

На следующий день, 4 ноября, удалось долго посидеть с батюшкой и обо всем поговорить. Отцу Адриану батюшка попросил передать следующее: „Чтобы имел благонадежие, что благодатию Божией дано будет благоустроение истинной христианской жизни во благотворение и служение православной церковной благодатной жизни и всем не отступающим от Православия послужит во спасение. Аминь“.

„Ты скажи отцу Адриану, чтобы он ничего не начинал без православного епископа. Иерей может устраивать свое благосостояние с благословения епископа, хоть бы он был другой епархии или на покое. Непременно, если иерей обратится к епископу, это послужит ему во спасение. В Москве есть православные епископы“. — „Батюшка, а в Киеве кто же, архиепископ Василий?“ — „Да, архиепископ Василий [архиепископ Василий (Богдашевский), боровшийся с обновленцами, богослов и духовный писатель. — М. Л.). В Ромны можно возвратиться только тогда, когда члены совета церкви — представители от прихожан — приедут просить отца Адриана и привезут письменное прошение с обеспечением ему спокойной жизни и безопасности со стороны гражданской власти“.

Батюшка рассказал про видение Антонию Великому: „Мир опутан сетью сатаны, и только смиренный может избегнуть этих сетей. Вот коммуна — разве это не сеть его?“ Святитель Димитрий Ростовский говорит: „Не глад хлеба, а глад Слова Божия. Разве сейчас не глад Слова Божия? Хлеб — для тела, слово Божие — для души человека, оно важнее“. Батюшка сказал все это и ушел к себе, потом вышел с крестом отца Адриана, заговорил о переделке креста. Батюшка продиктовал письмо отцу Адриану, и я ушла от батюшки с каким-то чувством умиления и благодарности.