Эмилиан Вафидис - Трезвенная жизнь и аскетические правила: Толкование правил преподобных отцов Антония, Августина и Макария

Между нами и Богом не должно стоять ничего. Единственно возможные отношения между нами — это полная отдача Ему нашего существа. И эта жертва возможна только тогда, когда я принимаю все, что скажет мне другой, — не зная заранее, что именно он мне скажет. Если же у меня есть мнение, желание, воля, если я жду чего-то от другого человека, моя жизнь наполнится скорбью, болью и неведением Бога, станет тьмой, внутренним несчастьем или превратится в череду перемен: радость будет сменяться печалью, а чувства — бесчувственностью. Так наша жизнь становится похожей на игральную кость: на ней выпадает то чет, то нечет, она никогда не показывает одного и того же. Тогда пропадает радость Святого Духа, дерзновение перед Богом, мир сердца. Но как только ты удаляешь все эти разрушительные начала и начинаешь слушаться без рассуждения, ты дышишь Богом. «Без рассуждения» означает, что нет никакой логики и никакого здравого смысла, никаких условий для того, чтобы можно было судить о данном нам распоряжении, ведь никакое распоряжение не будет для нас тем, чего мы заранее желали. Единственно желанное для нас — это Царство Небесное.

Если святой Августин подчеркивает необходимость такого послушания для людей своего времени, то представляете, что значит оно для нас, монахов сегодняшних? С тех пор прошли целые века, и человечество обрело бесчисленные знания и земные блага. Но все это духовно нас не возвышает, а низводит до ада, раздробляет на множество частей, делает черствыми, заставляет заниматься всем подряд. Эти познания разбрасывают нас по всему свету, мы теряем внутреннее единство, не знаем, какими мы будем в следующую минуту. Поэтому суть послушания не в здравом смысле, не в правоте, не в правильности, не в справедливости или несправедливости, а в спасении.

Только в одном случае святые отцы позволяли оказать непослушание — при столкновении с ересью. Иными словами, в том случае, когда братство принуждали отделиться от Церкви и провозгласить учение, противоположное церковному. Но одно дело — непослушание еретическому учению и другое — наше желание сделать все «правильно». В действительности правильно только наше собственное возвращение к первозданной красоте через непрестанное покаяние.

«Должны после Бога почитать своего отца, — говорит святой, — а игумена чтить, как чтут святых». Слова эти замечательны по смыслу и одновременно просты. После Бога стоит твой отец, и вместе со святыми находится твой игумен. Если к отцу и игумену у нас нет таких чувств, демон вложит нам помысел: «Мой игумен не таков, как святой Антоний, как такой-то святой. Откуда мне знать, что его слова — это слова Божии?» Поэтому блаженный Августин напоминает: как ты чтишь святых, поклоняешься им, воскуряешь им фимиам и совершаешь крестное знамение при упоминании их имени, точно так же веди себя и по отношению к твоему старцу, даже если он первый из грешников. Поскольку он игумен, его нельзя ни с кем и ни с чем сравнить, можно только уподобить его святым. А если он не свят? Это его дело. Ты не сможешь мирно и счастливо жить в монастыре, если не будешь считать его святым.

Изложенное учение не оставляет места никакому сомнению, собственному суждению, самочинному праву человека творить свою волю. Когда я исключаю из сонма святых своего игумена, отца, или старшего на послушании, или того, кто больше меня преуспел в духовной жизни, тогда я самочинно присваиваю себе право судить об их ошибках. Но если я кого-то из них сужу, единое тело братства непрестанно подвергается разделению. Поэтому блаженный Августин говорит: «После Бога ты должен почитать своего отца и чтить своего игумена, как чтишь святых».

«Как чтишь святых». Слово «святой» в ту эпоху еще сохраняло свой древний смысл: оно означало людей не только освятившихся при жизни и уже находящихся на небесах, но и тех, кто еще живет и подвизается. Тот, кто пребывал в винограднике Христовом, в единстве

с общим телом Церкви, был свят, потому что свята ее Глава. Сейчас мы разделили Церковь на обычных верующих и святых, и в нашем сознании между ними огромная разница. Мы считаем святыми тех, кто канонизирован. Но в древности святым был всякий, кто пребывал в единстве с Церковью. У каждого святого, вероятно, были грехи и падения, но от них его восставил и искупил единственный Святой — Бог.

Итак, своим правилом блаженный Августин запрещает всякий суд над настоятелем, чтобы показать, что спасение человека зависит от его послушания.

Во всех предыдущих правилах видно стремление святого Августина сохранить единство и сплоченность братства, ради того чтобы монастырь никогда не переставал быть настоящим церковным собранием. Монастырь может жить только как церковное собрание. Далее блаженный переходит к седьмому пункту устава, который также относится к монашескому общежитию.

За трапезой мы должны молчать, слушая чтение. Если за трапезой чего-то недостает, об этом должен позаботиться игумен. Те, кто желают, в субботу и воскресенье могут выпить вина, как это было решено. (7)

Хотя святой Августин жил в первые века христианства и не знал ни греческого, ни еврейского, он сердцем впитал восточное предание и воплотил его в той же мере, что и мы. Выражение «как это было решено» напоминает о той монастырской практике, которая была принята в последующие века. Когда монашествующие хотели составить устав, они рассматривали, согласуются ли правила, преподанные им игуменом, с преданием или духом братства, и сообща принимали их, после чего устав становился чашей напоевающей, сильной, из которой они пили каждый день пред Господом. Так и монахи святого Августина приняли одиннадцать пунктов своего устава, и один из них относился к трапезе.

«За трапезой мы должны молчать, слушая чтение». Уже в те времена установилась практика чтения за трапезой. Этот обычай соблюдается и сейчас ради того, чтобы мы хранили молчание. Кроме того, мы обязаны внимать чтению. На трапезе мы переживаем прекраснейшие, таинственнейшие и удивительные минуты, потому что слышим слово Божие и узнаем о жизни и опыте святых. Если мы не слушаем чтения, то теряем драгоценное время. Когда мы разговариваем за трапезой или наблюдаем за тем, как выскальзывает нож из рук брата, не умеющего резать фрукты, несомненно, в этот час мы едим не как монахи. Когда мы рассматриваем, как сидит на другом его клобук, или когда наш помысел рассеивается, мы не монахи. Преподобный Пахомий Великий приказывал монахам надвигать кукуль на брови, чтобы никого не видеть и чтобы легче было молчать.