Лактанций - Творения

19.1. Те, кто рассуждают о благе смерти, поскольку не знают ничего истинного, обосновывают свое суждение так: «Если нет ничего после смерти, то смерть не является злом, поскольку устраняет ощущение зла. Если же после смерти остаются души, то она является благом потому, что ведет к бессмертию». 2. Эту мысль Цицерон так выразил в книге О законах: «И порадуемся за себя, так как смерть принесет нам состояние либо лучшее, чем то, в каком мы находимся при жизни, либо, во всяком случае, не худшее. Ведь когда, при отсутствии тела, дух сохраняет свою силу, то это жизнь божественная, а при отсутствии ощущений, конечно, ничего дурного больше быть не может». [362] Цицерон. О законах. Фрагм. 3. 3. Это тебе кажется остроумным, словно бы ничего другого и быть не может. Однако же и то и другое ложно. Божественные же Писания учат, что души не умирают, но получают либо за справедливость вечную награду, либо за преступления вечное наказание. 4. Ибо нельзя, чтобы преступник, который в этой жизни был счастлив, избегал заслуженного наказания, или что бычеловек, который, следуя справедливости, был в этой жизни несчастен, не получил за это воздаяние. 5. Это настолько справедливо, что тот же самый Туллий предвестил в Утешении, что справедливые и нечестивые люди обретают не одну и ту же обитель. 6. «Ибо не всем, — говорит он, — как считают те мудрецы, дан один и тот же путь на небо. Конечно, учат они, души, запятнанные преступлениями и злодеяниями, погружаются во тьму и лежат в грязи, невинные же души, чистые, непорочные, облагороженные благодеяниями, усердием и искусствами, легко и безмятежно спешат к богам, т. е. к сходной себе природе». [363] Cic. Consol. Fr. 15. 7. Эта мысль противоречит вышесказанному доводу. Ведь согласно тому доводу всякий рожденный человек наделен бессмертием. 8. Ибо какова была бы разница между добродетелью и преступлением, если бы ничем не отличались Аристид и Фаларис, [364] Аристид — афинский стратег, участник Марафонской битвы, Сала — минского сражения и битвы при Платеях. Фаларис — знаменитый сицилийский тиран. Катон и Каталина? [365] Катилина — римский патриций (108–62 гг. до н. э.), организатор заговора с целью ликвидации республиканских устоев. Катон — скорее всего, речь идет о Катоне Младшем (95–46 гг. до н. э.), который был ярым защитником республиканских порядков и вместе с Цицероном осудил Каталину; в гражданской войне выступал против Цезаря. Но эту разницу в поступках и в оценках почувствует только тот, кто держится истины.

9. Так вот, если кто‑то спросит нас, является ли смерть благом или злом, мы ответим, что ее качество определяется характером жизни. Ведь как сама жизнь является благом, если проживается добродетельно, и злом, если проживается преступно, так и смерть должна оцениваться по деяниям жизни. 10. И получается так, что если жизнь пройдет в [служении истинной] религии Божией, смерть не станет злом, поскольку будет переходом в бессмертие; если же наоборот, то неизбежно станет злом, поскольку, как я говорил, приведет к вечным мукам. 11. Что же сказать, кроме того, что ошибаются те, кто или ищет смерти, словно блага, или бежит от жизни, словно от зла? Кроме того, что весьма несправедливы те, кто за немногими бедами не видят великих благ. 12. Ведь они, после того как всю жизнь проведут в изысканных и разнообразных наслаждениях, стремятся к смерти, как только с ними случится вдруг что‑то плохое, и считают, что им никогда не было хорошо, если вдруг когда‑то стало плохо. Вот и осуждают они всю жизнь целиком, не видя ничего, кроме дурного. 13. Отсюда рождается такое убеждение: «То, что является смертью, мы считаем жизнью; что же является жизнью, то мы считаем смертью, поэтому самое лучшее — совсем не родиться, а после этого самое лучшее — скорее умереть». [366] Цицерон. Тускуланские беседы. 1.48.114. 14. Это высказывание, чтобы придать ему больше веса, приписывают Силену. Цицерон в Утешении говорит следующее: «Гораздо лучше совсем не родиться и не изведывать этих невзгод жизни; если же ты родился, то лучше как можно скорее умереть, чтобы, словно огня пожара, избежать превратностей фортуны». То, что он поверил этому наипустейшему изречению Силена, становится очевидным из того, что он добавил к нему что‑то свое, чтобы его приукрасить. 15. И вот я спрашиваю: кто, по его мнению, предпочел бы не родиться, если до рождения никто не обладает чувствами? Ведь чтобы понять, является что‑то благим или злым, необходимо чувствовать. 16. Затем, отчего он считал, что жизнь — не что иное, как невзгоды и пламя пожара, словно в нашей власти было не родиться, или будто бы жизнь нам дарована фортуной, а не Богом, или словно образ жизни имеет некоторые сходство с огнем пожара? 17. Сходным образом сказал Платон, что он благодарен природе, во — первых, за то, что родился человеком, а не бессловесным животным, во — вторых, за то, что мужчиной, а не женщиной, что греком, а не варваром, наконец, что афинянином и что во времена Сократа. [367] См.: Плутарх. Гай Марий. 46. 18. Высказать невозможно, какое ослепление ума, какие заблуждения породило незнание истины! Я со всей уверенностью говорю, что никогда не было сказано ничего более безумного по поводу человеческих дел. Как будто, если бы он родился варваром или женщиной, или, в конце концов, ослом, он был бы Платоном, а не тем, кем бы родился. 19. Но, возможно, он поверил Пифагору, который, чтобы запретить людям питаться животными, сказал, что души из человеческих тел переселяются в тела других животных, что и глупо, и невозможно. Глупо, потому что не было необходимости старые души поселять в новые тела, когда тот же самый мастер, который сотворил первые души, мог бы постоянно создавать новые. Невозможно, потому что «правильная душа» не может настолько изменять природу своего состояния, как огонь не может устремляться вниз или, подобно реке, направлять свое пламя в поперечном направлении. 20. Стало быть, разумный человек полагал, будто могло случиться так, что душа, которая тогда пребывала в Платоне, могла поселиться в какое‑то бессловесное животное и могла быть наделена человеческим чувством, так что понимала бы и сожалела, что отягощена несообразным ей телом? 21. Насколько рассудительнее он сделал бы, если бы был благодарен тому, что рожден талантливым и способным, что получил возможность просветить себя в этих вопросах. 22. Ведь что достойного благодарности в том, что он рожден афинянином? Неужели не существовало в других городах множества наделенных талантами и ученых мужей, каждый из которых был гораздо лучше всех афинян? 23. Сколько тысяч людей были рождены афинянами, и при этом — во времена Сократа, но были необразованны и глупы? Ибо не стены и не место, в котором человек вышел из утробы, дают ему мудрость. 24. Что же насчет того, чтобы радоваться тому, что [Платон] рожден во времена Сократа? Неужели Сократ мог передавать дарования [всем] тем, кто у него обучались? 25. Не пришло на ум Платону, что и Алкивиад, и Критий [368] Алкивиад — афинский политический деятель (ок. 450–404 гг. дон. э.), спасаясь от обвинений, бежал в Спарту и был заочно осужден в Афинах на смерть как изменник. Критий — афинский политический деятель (460–403 гг. до н. э.), дядя Платона, принял участие в государственном перевороте и возглавил правление Тридцати тиранов. также были усердными слушателями того же Сократа. Первый из них стал жесточайшим врагом отчизны, а второй — кровавейшим тираном!