Лактанций - Творения

14. Неужели ты, о Фурий, или, скорее, о Карнеад, автор всей этой речи, считаешь справедливость настолько пустой, настолько бесполезной и настолько презираемой Богом, что полагаешь, будто в ней нет и не может быть ничего, что послужило бы для ее собственной защиты? 15. Конечно, те, кто не знают предназначения человека и все вершат ради этой временной жизни, не могут знать, какова сила [истинной] справедливости. 16. Ибо когда те рассуждают о добродетели, они, хотя и считают, что она обременена тяготами и муками, все же подтверждают, что она по — своему желанна. Но наград ее, которые вечны и бессмертны, они совершенно не видят. Обращая все поступки во благо этой текущей жизни, они низводят добродетель до глупости, ибо оказывается, что она совершает величайшие в этой жизни усилия понапрасну и без [видимой] пользы. 17. Однако об этом полнее [мы скажем] в другом месте, [559] См.: V. 18.4. между тем [поговорим] об [истинной] справедливости, как [мы уже и] начали, чья сила такова, что когда она поднимает глаза к небу, все обретает от Бога. 18. Справедливо ведь сказал Флакк, что такая сила у невинности, что для защиты своей она не нуждается ни в оружии, ни в воинах, где бы ни прокладывала себе путь:

Для того, кто чист и не тронут жизнью, Ни к чему, мой Фукс, мавританский дротик, Ни к чему колчан, отягченный грузом Стрел ядовитых,

Держит ли он путь по кипящим Сиртам, Или на Кавказ негостеприимный, В сказочный ли край, где о берег плещут Воды Гидаспа. [560] Гораций. Оды. 1.22.1–8.

19. Итак, не может случиться, чтобы справедливого человека среди опасностей непогоды и войны не защитил оплот небес. И даже если он будет плыть со злодеями и убийцами, не может случиться так, чтобы он не был пощажен, чтобы от несчастий не освободилась одна справедливая и невинная душа, или, по крайней мере, чтобы, когда все остальные погибнут, одна она не спаслась. 20. Но мы согласимся, что может случиться так, как вообразил философ. Как же все‑таки поступил бы справедливый человек, если бы увидел вдруг раненого на коне или тонущего с доской? Я не считаю его принужденным [обстоятельствами], ибо скорее он умрет сам, нежели погубит другого. 21. Все же не потому справедливость получает имя глупости, что является отличительным благом человека. В самом деле, что должно быть для человека лучше, дороже, чем невиновность? Как бы то ни было, она тем более совершенна, чем более ты доводишь ее до конца, когда ты предпочитаешь умереть, чтобы ни в чем не умалить невиновность. 22. «Глупость, — говорит он, — сберегать чужую душу, губя свою собственную». Неужели считается глупостью погибнуть ради дружбы? Зачем же у вас прославляются те знаменитые друзья — пифагорейцы, один из которых отдал себя тирану поручителем за другого, а другой появился с приближением установленного срока, когда поручитель его уже готов был принять смерть, и приходом своим освободил друга? Добродетель их, когда один хотел отдать жизнь за друга, а другой — за честное слово, не была бы столь прославлена, если бы они считались глупцами. [561] Рассказ о друзьях — пифагорейцах см.: Val. Max. IV.7. 23. И даже говорят, что тот тиран просил, чтобы они сделали его своим другом; как бы то ни было, он обращался к ним не как к глупцам, а как к добрым и умным мужам. 24. Я не вижу, почему, в то время как высшей славой считается смерть ради дружбы и чести, достойной славы для человека не может быть его гибель ради невиновности? Стало быть, величайшими глупцами являются те, кто обвиняют нас в том, что мы хотим умереть за Бога, в то время как сами, всячески прославляя, возносят до небес того, кто хотел умереть за человека. 25. Наконец, чтобы закончить мне спор, сам разум учит, что один и тот же человек не может быть справедливым и глупым, так же как один и тот же человек не может быть разумным и несправедливым. Ибо кто является глупцом, тот не знает, что является справедливым и благим, и потому постоянно грешит. Ведь он ведет себя, словно захваченный пороками, и никоим образом не может им сопротивляться, ибо лишен добродетели, которую не ведает. 26. Справедливый же человек удерживает себя от всякого греха, ибо он и не может поступать иначе, если знает, что хорошо и что плохо. Кто же сможет отделить верное от неверного, если не разумный человек? Итак, получается, что справедливым никогда не может быть глупец, и никогда не может быть мудрым тот, кто несправедлив. 27. Если же это вполне верно и очевидно, то тот, кто не отнимет у тонущего доску или у раненого — коня, не является глупцом, так как поступать подобным образом является грехом, от которого разумный человек удерживает себя. 28. Все же я и сам признаю, что он может показаться глупцом для заблуждающегося человека, не знающего, в чем суть безумия.

Так вот, все это рассуждение [Карнеада] может быть опровергнуто не столько доводами, сколько с помощью определения. 29. Итак, глупость — это заблуждение в делах и в словах из‑за незнания того, что правильно и что хорошо. Следовательно, не является глупцом тот, кто не бережет себя, когда не хочет навредить другому человеку, поскольку это является злом. К этому выводу нас приводит и разум, и сама истина. 30. Ведь мы видим, что поскольку животные лишены мудрости, всеми ими управляет природа. И вот они причиняют вред другим, чтобы уберечь себя, ибо не знают, что причинять вред — зло. 31. Человек же, поскольку он имеет понятие о добре и зле, должен удерживать себя от причинения вреда даже с ущербом для себя, что не может делать неразумное животное. И потому среди важнейших человеческих добродетелей числится невиновность. Из этого ясно, что мудрейшим является тот, кто предпочитает даже погибнуть, лишь бы не навредить, исполняя ту [высшую человеческую] обязанность, которая отличает его от бессловесных животных. 32. Кто, заботясь о собственной выгоде и прибыли, не открывает заблуждения продавцу, дешево сбывающему золото, и не предупреждает, что продает склонного к бегству раба или зараженный дом, тот, безусловно, не разумный человек, как это хотел видеть Карнеад, но хитрый и лукавый. 33. Лукавство же и хитрость — свойство бессловесных животных. Они либо подстерегают в засаде других и с помощи хитрости хватают их, чтобы сожрать, или каким‑то образом избегают чужих засад. Разумность же свойственна только человеку. 34. Ведь разумность — это обладание знанием для совершения доброго и правильного или воздержанность от нечестных слов и дел. К прибыли же разумный человек никогда не стремится, так как он равнодушен к этим земным благам. Он никому не позволяет заблуждаться, ибо долг доброго мужа состоит в том, чтобы исправлять заблуждения людей и возвращать их на верную дорогу, ибо природа человека общественная и благодетельная, в чем только [quo solo] он и имеет родство с Богом.